"Как все это глупо", подумал тогда он. Глупее быть не могло. Заряженный ствол, без предохранителя. Стоит неловко упасть поскользнуться, а вдруг он выстрелит?
-Я так благодарен вам,- сказал Волков чеченцу, вытирая платком с лица выступивший пот. Страх, животный страх смерти теперь прочно поселился в нем, так же застрял сейчас этот дурацкий пистолет в его кармане. Только бы кавказец не об оружие не догадался!
-Сколько я вам должен?- спросил он и протянул "крыше" пухлый конверт, из другого кармана. Тот спокойно принял его, не открыв, молча, не благодаря Волкова, как само собой в этих делах разумеющееся.
- Этого хватит. Вы мне и так платите,- ответил бандит, убирая подношение в грудной карман своей кожаной куртки.
- А я посмотрю, чем вы сможете мне оказаться полезным!- сказал чеченец бизнесмену и поспешил:
-Ладно, хоп! Свидимся! -
Горец пристально глянул еще раз, на топорщенный карман Сергея и спросил:
-В кармане, что граната спрятана что ли? Ну, я же сказал, что договорюсь! Эй, что за люди! -
И смеясь, вытащил из своей кожаной куртки размерами с лимон, черный металлический шар. Из него торчал имеющий цилиндрическую форму небольшой серый стрежень детонатора и плоский рычажок, соединенные между собой чекой. Она, проходя сквозь отверстия в них, прочно удерживала их вместе, загнутыми наружу проволочными концами на одной стороне переходя в кольцо диаметром с палец на другой. Поверхность шара состояла из выступающих на ней квадратиков, окаймленных ровными углублениями-канавками. Бандит шутливо подкинул шар у себя на ладони вверх невысоко, и тут же поймав его, убрал обратно к себе в карман, как будто "игрушки" и не было. Конструкция Сергею была знакома. Волков сразу узнал в ней настоящую боевую гранату Ф-1, в просторечие так же называемую "фенюшей". Радиус сплошного поражения осколками граната имела около семи метров, но и на удалении даже двухсот метров вокруг не защищенный укрытием человек имел шансы получить серьезное ранение. После этой демонстрации, довольный сам собою и произведенным им эффектом Муса сел в свою машину, развернулся на месте и уехал, как ни в чем не бывало, оставив Волкова одного на пустыре.
Вечером, вернувшись, домой, жена и дочь, застали Волкова в ужаснейшем состоянии. Он пил водку на кухне один не закусывая, молча, совсем не чувствуя меры опьянения. Дома было накурено, чего он не позволял себе раньше никогда.
Дочь прильнула котенком, крепко прижалась к матери, обхватила в страхе ее шею тонкими руками, таким отца она еще не видела.
-А что с папой случилась?- на ухо ей прошептала она.
-Я сама ничего не понимаю,- покачала та в ответ головой, недоумевая.
Отправив дочь к себе в комнату, жена села напротив и видя, что с мужем что-то не так, заплакала. Стала его трясти, а он как тряпичная кукла, поддавался ее напору, не сопротивляясь ей, был покорен и тих. Она дала ему пощечину, другую. В ответ он что-то ей мычал, раскачиваясь на стуле. Потом она сразу бросилась его жалеть и целовать. А затем, уложив мертвецки пьяного мужа спать, по женской привычке, обыскивая его карманы, супруга нашла в там пистолет и целую обойму. И именно тогда впервые она решила для себя, больше ничего у мужа, никогда не спрашивать, а на всякий случай откладывать деньги, утаенные ей из общего бюджета обязательно в долларах на черный день, как стало внезапно ясно ей, вполне возможный теперь в их совместной жизни.
И вот спустя неделю Муса сам отыскал Сергея, узнав про то что его друг является полковником генерального штаба, и попросил того их свести для дела. Что за дело, для чего, зачем, почему, он даже не объяснял, но одной этой просьбы прозвучавшей как приказ для Сергея уже было более чем достаточно. Видимо чеченец собрал о бывшем военном всю информацию, прежде чем понял, зачем тот ему будет нужен. Что ж с мира по нитке.
Волков, опьяненный сознанием того, что смертельная беда отступила, и тяжкий груз свалился с его плечь, позволив ему дышать, полной грудью был готов на все. Он, тут поражаясь сам себе, угодливо вспомнил про обещанную когда-то другу работу. И было решено использовать это как предлог для будущего знакомства. Для чего это все нужно было Мусе, Волкова ни сколько не волновало. За эти дни он сломался внутри, оставаясь снаружи, то есть внешне все тем же человеком. Он двигался, шутил, работал как раньше, но словно бы уже что-то потерял навсегда, потерял свой внутренний покой, уверенность в завтрашнем дне, в мире вокруг. Иногда он вздрагивал от страха, когда ошибался, узнавая в совсем других людях этих бандитов, и радовался тому, что обознался и это были совсем и не они. И этот страх преследовал его, заставляя избегать незнакомых мест и опасных маршрутов. Нет, конечно, он стал совсем другим человеком, страх прочно поселился в нем, убеждение, что его жизнь это тонкая нить, которую может порвать даже чуть усилившийся ветер, прочно закрепилось в нем. Цена этой жизни грошь, так же как цена жизней его дочери и жены. А кому он вообще нужен? За Мусой стояла та сила, которая упрочивала существование Сергея на Земле, и совесть его умерла тогда же вместе с чувством уверенности в себе. А ведь еще не так давно он считал, что может все. Там в его прежней жизни в Союзе все случившееся было бы совсем невозможным, и теперь он признал, что стал никем.
Это стало его новой верой, новым своеобразным пониманием окружающего мира. А ведь когда ты никто, то зачем спрашивать у тебя о каком-то предательстве или о дружбе? О совести? Эти слова пустые обозначения того как мораль манипулирует людьми. Признав, что ты никто ты в эти игры уже не играешь. Такой человек больше не берет на себя ненужный груз лишнего, внушенной морали, пусть этим теперь страдают другие. Пусть они обманывают себя, напрягаются, изображая из себя кого-то, а он будет никем с холодным сердцем и свободой выбирать всегда только то, что ему нужно и удобно. Став никем Сергей отказался от самого себя прежнего, душевно превращаясь в огрызок человека. И это сделали с ним не эти всемогущие бандиты, ни мучительный ледяной до боли страх. Нет, он это сделал с собой он сам, только калеча, теперь признавая себя никем.
В этом заключалась одновременно и его сладко щемящая грудь обида падшего ангела на бога, на мир, обманувший его ожидания и новая свобода. Да жизнь быстро научила его, показав кто человек, на самом деле. Один из миллиарда таких же, как он людей из трепещущей плоти и крови, один из триллионов живых существ, населяющих землю, рвущих зубами с хрустом друг другу глотки в борьбе за свое существование, одержимых лишь одним - жаждой жизни. Только заглянув за край разверзшийся бездны, с замирающим сердцем, человек понимает, кто он есть. А другие пусть думают, что они кто-то, и растрачивая силы на это бесконечно убеждая других и себя в этом обмане придуманных и навешанных на самих же себя как камни на шею представлений об этом. А жить так, позволяя теперь с легким сердцем, не больше претендуя, не оправдываясь, это правильно и даже честнее. Жить став таким никем, принимая как свое собственное право делать теперь любую подлость или даже преступление, не терзаясь, стало проще честнее, правильнее, потому что не надо расходовать силы стараясь казаться кем-то. Вместо того что бы выжить в мире в котором ты никто, и все грубо толкаются локтями, ты стараешься, тратишь себя на эту железную маску морали, которое на тебя надело общество. Ведь в сущности люди в это овцы, которых пасут и стригут другие люди - пастухи, охраняют люди - псы как Муса, и жрут голодные люди-волки. Их кормят сказками как сеном, для того что бы овцы были заняты тем что старались быть кем-то? Они едят это травку наперегонки, тучнея все больше, наливаясь, покрываясь густой шерстью, а потом эта заботливая троица делит овцу на троих, ведь если нет волков, то зачем нужны будут псы, если есть свобода, то зачем нужен хозяин? Мораль лишь дешевый наркотик для бедных и слабых, чтобы они, забывшись в волшебных как сон галлюцинациях постоянного опьянения, не видели убогость всю невозможную хрупкость своего существования на земле. И тратили все свои силы не на борьбу за выживание, а на ложные ценности быть кем-то, что даже стало важнее в современной культуре и обществе, чем просто жить. Жажда это как подначивание дурака, что бы он доказывал что-то другим в порыве собственной важности, возведенной в смысл жизни, а на самом деле делал что-то нужное поймавшим его "на слабо" манипуляторам.