— В какое время вы приехали?
— В пятнадцать сорок.
— Ресторан был открыт?
— Нет. Закрыт на спецобслуживание. Там гуляли какие-то тузы.
— Откуда такие сведения?
— Тип и номера машин… Я попросил руководителя оркестра Анатолия Балина проехать со мной, но полковник Громов не разрешил ему этого сделать.
— Как?
— А очень просто, — зло сказал Корнеев. — Он меня выгнал вон из ресторана при официантках и музыкантах.
— Вы ничего не путаете, Игорь?
— Я-то нет, а вот полковник Громов перепутал меня с лакеем. Корнеев говорил громко, и на них начали оглядываться сотрудники, стоящие у лифта.
— Хорошо, Корнеев, я разберусь.
Кафтанов повернулся и пошел к выходу.
И все время, пола он шел по вестибюлю, потом по двору, пока проходил вахту и даже на улице он думал об этих странных разговорах.
Игорь Корнеев тоже думал о том же самом. Когда-то давно, еще в школе, классный руководитель Вера Федоровна прямо на уроке, при всех прочла его любовную записку Лене Голубевой. Игорь выбежал в коридор, провожаемый жестким гоготом класса. Тогда он понял, что стыд осязаем. Ему казалось, что он липкий. Точно такое же чувство он испытал в ресторане, когда выгнал его Громов под сочувственно-ироническую усмешку «метра».
Возвращаясь домой, Игорь никак не мог понять, что же изменилось в их работе? За пятнадцать лет службы он перевидал всякое, но такое…
Месяц назад вытолкнули на пенсию его начальника отдела полковника Комарова. Ему только-только исполнилось пятьдесят. Комаров был на зависть крепкий мужик и, главное, очень умелый сыщик.
Год назад убили известную киноактрису, звезду тридцатых годов. У нее похитили редкие драгоценности. Преступление совершили мастерски, без всяких следов. Родственников у актрисы не было, единственная дочь жила в Америке. Все, кто знали убитую, говорили, что она была очень осторожной, незнакомым вообще дверь не открывала.
Почти год Комаров бился с этим «глухим» делом. И все-таки потянул ниточку. Как только закрутилась машина сыска, дело у Комарова отобрали и передали в МВД, а его с почетом отправили на пенсию.
После торжественного прощания Комаров сказал Игорю, горько усмехнувшись:
— Если хочешь доработать до пенсии, занимайся только лимитчиками. Не дай бог тебе выше забраться.
Странно они жили, очень странно. В милицию на руководящие должности пришли новые люди. Дела они не знали, но четко знали, что такое выгода.
Одним из таких был Громов. И Корнеев понимал, пока власть у Громова, ему в управлении не работать. За невеселыми мыслями своими он так и не заметил, как дошел до Кировской.
К ночи появился ветерок, потащил палую листву к памятнику Грибоедова. Она в неестественно желтом свете фонарей казалась грифельно-черной.
Игорь Корнеев ждал трамвая на площади у метро Кировская.
И Пятницкая была почти пуста. Слава Голубев свернул в переулок и увидел у церкви темные «Жигули». Вспыхнули и погасли фары. Его ждали. Слава влез в задний салон.
— Привет.
— Здравствуй, дорогой, — Нугзар Тохадзе улыбнулся весело. — Мы с Геной заждались тебя. Поехали.
— Куда? — удивился Слава.
— В переулок, дорогой, или во двор, зачем на одном месте стоять.
Машина аккуратно развернулась и мимо станции метро проехала на Ордынку.
— Вот здесь и поговорим.
Тохадзе расстегнул сумку, вынул бутылку коньяка, стаканы.
Салон трамвая был пуст, только впереди сидел пожилой человек в светлой куртке.
Он обернулся несколько раз, внимательно посмотрел на Корнеева.
Игорь сидел, прислонившись виском к стеклу, наблюдая как плывут световые квадраты окон по темному тротуару, и валяющийся на нем мусор; скомканные пачки из-под сигарет, осколки бутылок, картонки из-под молока — обретали в этом зыбком и скользящем свете некий новый, таинственный смысл.
Человек в куртке поднялся, сел рядом с Корнеевым. Посмотрел на него и спросил:
— Знаете, какая самая маленькая собака в мире?
— Нет, — удивленно ответил Игорь.
— Йоркширский терьер Сильвия. Ее рост девять сантиметров, а вес двести восемьдесят три грамма.
Корнеев повернулся и ошалело поглядел на незнакомца.
— А какая самая большая кошка в мире, знаете?
— Нет, — Игорь засмеялся.
— Ее зовут Химми, она живет в Австралии, длиной метр, весит двадцать килограммов.
Трамвай начал тормозить. Человек встал, пошел к выходу. С шипением разъехались двери.
— Зачем вы мне об этом говорили? — крикнул Игорь.
— Я хотел, чтобы вы улыбнулись, — донеслось из уличной темноты.
Тохадзе распахнул дверь и выбросил пустую бутылку, она, зазвенев, укатилась в темноту.
— На, Славик, дорогой, — Он протянул ему сумку. — Здесь три бутылки такого же. Коньяк дорогой, хороший, ты в бане его поставь на стол, пусть эти козлы видят, что ты тоже человек.
— Слушай, Нугзар, оставьте вы меня в покое.
— Ты слышишь, Гена, дорогой, человек сам не знает что говорит, клянусь честным словом. Сколько ты от нас получил? Молчишь? Ты оделся, обулся, копейка в кармане завелась. Слушай, разве на свои статейки ты мог бы так жить?
— Я книгу готовлю…
— Какую, слушай, книгу? Ты что, «Малую землю» напишешь? Нет. Фамилия твоя Брежнев? Нет. Ты Голубев. Слава Голубев.
— Что ты с ним говоришь, Нугзар? — резко повернулся Гена Мусатов.
Он посмотрел на Славу и дернул щекой.
— Ишь ты, писатель. В баню с солидняком ходит. С милицейским начальством за ручку. Ты наводчик! Понял! Семнадцатая статья УК. Мы за грабеж пойдем, а ты за соучастие получишь. Так что сиди и не дергайся. В сумке не только коньяк, там штука, долг за прошлое. Нашел что-нибудь?
Слава достал бумажку, протянул.
— Там адрес, телефон, имя. Лесин Вадим из Внешторга, на три месяца в Лондон уехал. Дома одна жена. Мы выпивали, он Громову из милиции говорил, что у него дома и чеки и деньги. Я был у него. Там техники много, украшения у жены есть.
— Вот это дело. А теперь иди. Мы позвоним.
Слава вышел из машины. Посмотрел, пока скроются огоньки, подошел к фонарю, расстегнул молнию сумки. Все верно. Три бутылки дорогого коньяка, пачка денег. Слава достал бутылку, сорвал пробку и начал пить прямо из горлышка.
Сделав два больших глотка, постоял, опустив бутылку в вытянутой руке. Потом с силой ударил ею по дереву.
Зазвенело стекло, потек по руке коньяк.
— Гад! — крикнул Слава в темноту. — Сволочь!
Он в бессильной ярости бросил бутылочный скол в стену здания.
Корнеев шел по темной улице Островского к старому своему дому. Вошел в подъезд. Вызвал лифт. Поднялся на третий этаж. Открыл тяжелою старую дверь. Тихо прошел по коридору. Толкнул дверь в комнату. Раздевался в темноте. Уличный фонарь освещал часть комнаты, блестел на глянце календаря, высвечивая лицо актрисы Фатеевой.
Игорь разделся, лег, глядя как пляшет свет на потолке.
Гена Мусатов вышел из машины. Открыл дверь автомата, набрал номер. Телефон не отвечал мучительно долго. Потом подняли трубку.
— Простите, ради бога, за поздний звонок. Это Алла Сергеевна? Кузьмин Евгений Сергеевич из «Станкоимпорта»… Да… Я друг Николая Петровича… Да, из Лондона. Только прилетел… Да… Да… Он вам привет шлет… Конечно… У меня посылка и письмо… Думаю, техника… Коробка больно тяжелая… Конечно, конечно… Коля дал мне адрес… Еду… Не беспокойтесь… Можете не причесываться… Я позвоню и передам вам прямо в дверь…
Гена повесил трубку. Вышел, сел в машину.
— Ну, поехали.