Позже Котёночкиной показалось, что Аарон Эрнестович предлагает ей стать его… любовницей. Несмотря на всю абсурдность, никак иначе понять слова «Я предлагаю вам провести время с пользой и взаимной выгодой» не получалось. Какая из Котёночкиной любовница миллионера? Никакая. Причём по обоим пунктам. И любовница, и миллионера.
Естественно, Лилия отдавала себе отчёт, работая в мужском коллективе — а все сотрудники приёмной были мужчинами, даже представитель клининговой компании, убирающийся один раз в сутки и по мере надобности, был мужского пола, — она могла получить предложения подобного свойства. Но до этого несчастливого дня обходилось. Даже уборщик видел, что Лилия Котёночкина любовница никакая.
А уж когда Аарон Эрнестович начал размахивать перед носом несчастной, сбитой с толку Котёночкиной миллионами, да ещё на странных, если не сказать хуже, условиях, всё стало очевидно — её увольняют. Да, способ объявления незавидной участи весьма альтернативный, но не Котёночкиной выбирать, как её вышвырнут из «TNK AA Group Capital Investing».
— Лиля? — официальный тон одного из начальников Лили быстро становился участливым, в нём послышались нотки обеспокоенности и сочувствия, как и должно быть, когда на его глазах рыдает женщина. — Что случилось? Почему ты плачешь?
Рядом с бывшим рабочим столом бывшей ассистентки стоял её бывший начальник — Станислав.
Стас был красивым молодым человеком, ухоженным, про таких говорят «метросексуал», чуть больше ухоженным, чем метросексуал, но всё равно красивым. Кем является на самом деле Станислав, Котёночкина старательно не думала, не её это дело. Больше её занимало то, что начальником он был лояльным и дружелюбным.
— Меня уволили, — плачущая поделилась своим несчастьем со Станиславом, по выражению его лица стало понятно — несчастье это не только для Котёночкиной, но и для него тоже, да и для всех, включая фикус, скрывающий от глаз уютный аквариум Котёночкиной.
Уже через минуту у стола девушки собрались три её начальника и активно утешали несчастную и себя не менее несчастных. Уход Котёночкиной для троицы начальников значил одно — им придётся втрое больше работать, а такая перспектива не нравится никому.
Так или иначе, подходящих слов утешения не нашлось. Лилия храбро написала заявление на увольнение по собственному желанию, не испытывая при этом никакого желания, отложила его в сторонку, решив, что когда Аарон Эрнестович будет проходить мимо, она даст на подпись листочек, и начала дорабатывать свой последний рабочий день.
Дел в последний рабочий день нашлось много — начальники, стремясь облегчить себе хотя бы завтрашний не прекрасный день, завалили несчастную Котёночкину документацией по самую макушку.
Ровно в восемнадцать часов Лилия отнесла кофе Абалденному Аарону Эрнестовичу, а через восемь минут забрала пустую посуду. Аарон при этом два раза кивнул, шевеля губами в беззвучном «Спасибо». Он сосредоточенно смотрел на изображение какого-то огромного, сложного графика на плоском, большом, белом мониторе. В этот момент мужчина был похож на врача, разглядывающего кардиограмму. Неровная шкала прыгала в одном известном ей ритме, и только сосредоточенный взгляд мог понять все эти прыжки на длинном листе. На графике монитора линий было больше и разных цветов, и переплетались они в угловатые узоры, а лицо Аарона Эрнестовича было напряжено больше, чем лицо кардиохирурга. Насколько девушка представляла себе кардиохирурга, конечно. Котёночкиной в жизни не часто приходилось общаться с врачами.
Жизнь Лилии Котёночкиной была не слишком счастливой, как и сама Лиля — не очень удачливой. Родилась она поздним ребёнком в семье учительницы музыки. Отца у Котёночкиной не было, Михайловной она стала по дедушке. Не принято, чтобы отчество у человека было по матери или бабушке, хотя, на взгляд девушки, это было бы очень логично. Лилию воспитывала мама, а потом бабушка, так что с отчеством Мариевна или Надеждовна было бы уместней, чем Михайловна. Но люди живут по тем законам, которые диктует государство, так что выбирать не приходилось — Лилия стала Михайловной.
Ещё у Котёночкиной была старшая сестра Вера, только ни Лиля не знала Веру, ни Вера Лилю. Они, конечно же, часто общались через социальные сети, почти на каждый Новый год присылали друг другу поздравления. Вера была старше Лилии на девятнадцать лет, так что к появлению у её матери второго ребёнка она уже вышла замуж и уехала на север, туда, где добывают газ. Родной дом она навещала дважды — когда умерла мама, Лиле как раз исполнилось восемь лет, и когда бабушка, Лиле было почти шестнадцать. Вера хотела было взять опеку над вполне самостоятельной сестрой, лишь по документам считавшейся несовершеннолетней. «Не в детский дом же», — вздохнув, сказала тогда чужая для Лилии Котёночкиной женщина, ничем не похожая ни на саму Лилю, ни на маму, ни на бабушку.