Григорий Георгиевич, любезно доставивший Котёночкину в кабинет начальства, когда Аарон вернулся ни с чем, ударился головой о натуральное дерево стола, предусмотрительно подложив ладони, и проныл что-то невразумительное, чем вызвал недоумённый взгляд Аарона Эрнестовича Абалденного.
Именно в такой последовательности — Аарон произносит: «Проведём время с пользой и взаимной выгодой», Котёночкина вылупляет глаза, вытягивая лицо, Григорий Георгиевич ударяется головой о стол, а Аарон продолжает прожигать дырку на симпатичном личике зайки — сомнамбулы.
— Вот ты где, папа! — влетела в кабинет девятилетняя дочь Григория Георгиевича, привлекая к себе всеобщее внимание.
Надо заметить, что появление у бравого вояки дочери — история тёмная, не побоимся этого слова — таинственная. Женат Григорий никогда не был, мать девочки никто не видел. Однажды, после одной из далёких и засекреченных командировок, Григорий вернулся с рыжим младенцем на руках. Он никогда не распространялся на этот счёт. Поговаривали, что девочка ему не родная, однако по мере взросления ребёнка становилось ясно — она копия Григория Георгиевича, с той лишь разницей, что девочка и рыжая. Видимо, огненные волосы и кудри достались ей от матери, как и болтливость.
Костей в языке Клавы не было, как и перегородки между мозгом и ртом. Она выстреливала около тысячи слов в минуту, не утруждая себя фильтрацией или попыткой остановиться и подумать, что она говорит, кому и где.
Надо ли говорить, что Григорий Георгиевич души не чаял в своём рыжем сокровище, потакал, баловал и хранил, как зеницу ока. И сейчас она приехала в окружении охранника и гувернантки, предусмотрительно оставшихся в приёмной. По логике вещей, Клавдию не должны были доставлять на работу к отцу и позволять отрывать от дел столь важного человека, как Аарон Эрнестович Абалденный. Но о логике девятилетняя Клава не знала, а окружающие её люди знать не желали.
— Выйди и зайди снова, — Григорий Георгиевич строго посмотрел на Клавдию. — Постучись, веж-ли-во поздоровайся, поинте…
— Ой, всё! — девочка пулей выскочила из кабинета, потом зашла с соблюдением всех церемониалов и, дождавшись разрешения хозяина кабинета и отца отвлечься на минуточку на жизненно важный вопрос, произнесла:
— Ты обещал сегодня съездить со мной в океанариум, смотреть, как кормят королевских пингвинов, у них кормёжка в шесть часов, ты сам говорил, а ещё завезли двух акуляток, у них на сайте написано, Аарончик, отпусти папу, — без всяких предисловий перепрыгнула Клава. — А это кто? — рыжие кудри подпрыгнули.
Клава шлёпнулась на стул рядом с Аароном Эрнестовичем, беспардонно потеснив его. Начальства отца она вовсе не боялась и считала Аарона почти старшим братом. Почти братом или почти старшим — Аарон затруднялся ответить. Никакого пиетета Клавдия в его присутствии не испытывала, кажется, она даже слова такого не знала.
— Моя будущая невеста Лилия Михайловна Котёночкина, — представил зайку-сомнамбулу Аарон Эрнестович. Вопрос этот он считал решённым и сомнений никаких не испытывал. А что невеста не произнесла ни слова… в некотором роде, это даже достоинство.
— Правда?! — рыжие кудри подпрыгнули ещё раз. — А где вы познакомились? А почему я о ней не слышала? А не встречала почему? А она красивая, странно, что блондинка, но всё равно красивая.
— Странно? — решил уточнить Аарон Эрнестович, просто для поддержания беседы. Понять ход мыслей Клавы он не мог и даже не пытался, считая, что на любой вопрос есть один удовлетворяющий Клаву ответ — фисташковое мороженое.
— Мужчинам нравятся одинаковые женщины, только тёмненькие или только блондинки, я думала, тебе тёмненькие нравятся, даже хотела перекраситься, ну, это когда я ещё маленькая была и в тебя влюблённая, теперь-то ты уже старый, а я вот какая выросла, а где она работает, твоя невеста, человек должен где-то работать, хотя, нет, ничего никому человек не должен, слышишь, папа? — всё это было сказано на одном дыхании, и хотя в ответах Клава не нуждалась, Аарон ответил:
— Лилия Котёночкина — ассистент моих ассистентов.
— Секретарша? Ка-а-а-к романтично! — Клава вытянула руки на столе, улеглась головой на них и влюблённо смотрела на Котёночкину, приоткрывшую в удивлении рот и медленно, как под транквилизаторами, моргающую глазами.