Рене замешкался на несколько секунд, но в итоге все-таки решился. Он пересек лабораторию, не обращая внимания на хитроумные устройства, смотревшие буквально из каждого угла, и остановился у самой двери.
— Подождите, — промолвил Себастьян. — Эдита, ты уверена? Ты уверена, что это можно видеть кому-либо, кроме богини любви?
— Тебе же я доверилась, — покачала головой я. — И Рене доверяю.
Бог красоты и искусств закрыл на мгновение глаза. На его губах играла какая-то странная, печальная улыбка. Я вновь невольно залюбовалась им и в который раз задалась вопросом: как так вышло, что обыкновенный парень, прежде никого особо не интересовавший, превратился…
В такого.
— Матильда многое во мне изменила, — прошептал Рене, отвечая на невысказанный вопрос. — Но она тут не главная. Главное Время. Оно решило, что мне пора меняться. И если вы думаете, что я получаю от этого удовольствие, то вы ошибаетесь. Матильда говорит, что на этом все не закончится. Я знаю, что она права. И не хочу проверять, что будет дальше.
— Входи.
Рене кивнул и переступил порог тайной комнаты. Я последовала за ним, желая видеть, что он будет делать с картой.
Мужчина подошел к ней вплотную. Протянул руки, но так и не рискнул прикоснуться. Тьма сгущалась. Мрак подтягивался и к моему дому.
— Твою ж мать… — прорычал Рене. — Все думал. Но… Не это.
36
Рене стоял над картой белый, как снег, и водил ладонями по облакам тьмы, словно пытаясь разогнать их. Облака набрасывались на его руки, вгрызались в кожу и отпускали, разлетаясь в стороны. Он смотрел опустевшим взглядом, тяжело дышал.
— Что там?
— Ответ вам не понравится, — покачал головой мужчина. — Сильно не понравится.
— Скажи, а мы сами решим.
Он набрал тьму в пригоршню и подул на туман, который держал в руках. Тот поднялся в воздух на несколько секунд, чтобы потом осесть обратно на карту и обосноваться в тех же местах. Вспыхнула еще одна светлая точка, но её было недостаточно, чтобы победить мрак, стремительно наползающий на мир.
— Истинным не просто так даровалось бессмертие. Да, они руководят этим миром. Но и мир руководит ими. Самоуправство невозможно. Их крепко держат данные обещания. Обязательства, которые невозможно нарушить. В том и прелесть, — прошептал Рене. — Мир позаботился о себе и сделал так, чтобы бессмертные теряли годы, старели и лишались своих сил, если будут нарушать негласные правила и отступать от своего истинного предназначения в пользу корысти.
— Но?..
Мой вопрос так и повис, невысказанный, в воздухе. Рене ухмыльнулся. Ответ был ему известен.
— Матильда давно уже не живет жизнь праведницы. Она не просто так регулярно приглашает к себе мужчин. Она подпитывается их временем, об этом все знают. Очевидно, это не единственная тьма, которую творит Матильда для того, чтобы оставаться на коне.
Мы с Себастьяном переглянулись. Он встал совсем близко ко мне и опустил руки на плечи, пытаясь передать собственную уверенность. Я тяжело дышала, чувствуя себя так, словно меня пригвоздило к полу. Я и прежде подозревала, что тут не все чисто, но от того, что говорил Рене, волосы на голове дыбом вставали.
— Матильде нравится делать все, что ей в голову взбредет. Она… Безумно привлекательна, но при этом порочна. Это, знаете ли, притягивает.
— Это притянуло тебя? — спросил Себастьян.
— Не всем влюбляться в хороших девушек, — Рене скосил взгляд на меня. — Но да ладно… Забыли об этом. Есть и куда более серьезная проблема.
— Какая?
Он хохотнул.
— Тьмы стало не хватать. Она идет на сделку с совестью и с магией, раздает обещания, а потом восполняет их… вот так. Стрелы, которые летят не туда. Преступления. Случайные смерти, которые я почему-то не смог определить до этого, когда занимался аналитикой. События, не имеющие ни причин, ни объяснения. Все это — случайное зло, которое отвлекает мир от Матильды и дарует ей новые годы жизни. Вот только мир не вечен. У него тоже есть предел прочности…
Рене опустил голову, зажмурился. В какую-то секунду мне даже показалось, что он плачет.
— Почему я не замечал этого раньше? — прошептал он. — Почему никогда ничего не делал? Я же мог! Мог каким-то образом её остановить…
— Рене, не стоит… — я осторожно коснулась его руки. — Ты ни в чем не виноват. Да, влюбился. Но не всегда везет любить хороших. Ты же это понимаешь.
— О да. Как никто другой.
Я порывисто обняла его, и Рене сгреб меня в охапку. Он мог еще много чего говорить — о том, что прежняя Эдита была инструментом в руках Матильды, что я сама просто попала под раздачу и зря попыталась все восстановить, только навлекла дополнительную дозу негатива на свою голову, — но на самом деле никакие слова уже не имели значения.
Мы и так все прекрасно понимали.
Рене отступил от меня, разжимая руки. Выглядел он очень решительно. В синих глазах светилось что-то такое, чего я не замечала прежде.
Сейчас я бы совершенно не хотела оказаться его противницей.
— Нужно уходить. Себастьян, я видел там снаружи повозку — улетите на ней. Вдвоем. Я останусь. Мне Матильда ничего не сделает. Она испугается.
— Мы не можем тебя оставить, — запротестовала было я, но Рене, кажется, плевать хотел на чужое мнение.
— Можете, — хмыкнул он. — И быстрее. Уходим отсюда. Надо закрыть лабораторию.
Он буквально вытолкал нас с Себастьяном за дверь и захлопнул её. Сам подобрал знак любви и вложил его в мою руку, еще обжигающе-горячий.
— Береги это. Мало ли, может, еще где-то пригодится.
Я напряженно кивнула. Рене же направился к выходу из лаборатории, жестом увлекая нас за собой. И хотя больше всего на свете мне сейчас хотелось упасть, обхватить колени руками и тихо плакать, подчиняясь своему страху, я последовала за ним. Не то сейчас время, когда можно делать глупости.
— Все будет хорошо, — решительно заявил Рене. — Верьте мне. И быстрее.
…Он побежал по ступенькам вниз первым, словно подавая таким образом пример.
Мы вылетели на крыльцо дома — и сразу же поняли, что опоздали.
Вокруг вспыхивали золотистые круги. В разные стороны разлеталась колдовская пыль. Из воздуха появлялись силуэты.
И в самом центре стояла Матильда.
Я никогда прежде не видела Истинных, но представляла себе их куда более величественными. Это ведь боги! Они отвечали за этот мир.
Люди, полукругом окружавшие Матильду, не имели ничего общего с этим высоким званием. То есть, они, конечно, были привлекательны. И, несомненно, очень долго прожили в этом мире. Но эти мужчины и женщины походили на обыкновенных людей. И я не сомневалась, что их бессмертие было слишком страшным искушением.
Конечно, такое хочется уберечь.
Конечно, жить праведно ради этого — не самое приятное дело.
У каждого из Истинных в руках был лук. За спиной — колчан. У каждого оказалось по одной золотой стреле. Мне казалось, что я даже на расстоянии чувствую ту смертоносную магию, которую выделяло это оружие. Конечно же, у страха глаза велики, но я не сомневалась, что даже соприкосновение с такой стрелой могло убить.
А самое главное, никому из присутствующих не было нас жаль.
— Сюрприз! — воскликнула Матильда. — Я так и знала, что вы отправитесь сюда. Только вот, Рене, я не думала, что ты догадаешься о ней сам и ничего мне не скажешь.
— И давно ты знала? — изогнул брови Рене.
— Увы, но нет. Иначе я б не позволила этому зайти так далеко. Теперь, увы, придется вмешиваться более радикально. Ты, девочка, — Матильда обратилась ко мне, — нарушаешь баланс. Так нельзя. Тебе ведь известно об этом?
Я ничего не ответила. Ни о каком балансе я понятия не имела, да и прекрасно понимала, что никакие слова и попытки оправдаться сейчас меня не защитят. Матильда была из тех людей — если ее, конечно, вообще стоило называть человеком, — которые способны на ужасные преступления только ради достижения своей цели. А сейчас ей очень хотелось нас убить.