Рюрик растерялся, но как будто и обрадовался:
— Ты ему поверила?
— Я? Нет. Это было глупо, но очень неприятно.
— Видишь ли… Не знаю, что Анатоль имел в виду, — начал Рюрик, но я прервала его.
— Не надо. Хотя бы не сейчас.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Тикки, я пытаюсь лишь объяснить…
— Не надо ничего объяснять. Пожалуйста.
— Почему?
— Я устала. Я не могу.
Выпустив мои руки, он поднялся, подошел к столу. Взял карандаш, рассеянно повертел в пальцах. Отрывисто спросил:
— Значит, все?
— Нет! — Отчаяние на миг прорвало бесцветную пелену и снова угасло. — Рюрик, о чем ты говоришь?
— О чем? Посмотри на меня! Ты же наглухо от меня отгородилась, мне к тебе не пробиться!..
Помолчав, добавил:
— Что ж тут сделаешь, если ты мне не веришь… Извини. Я тоже так не могу.
Я слушала — и понимала, нужно срочно что-то сделать. Нужно сказать что-то очень важное. Понимала — но ничего не могла придумать. В голове — ни мысли…
— Я говорю о нас, Тикки. Только нас, похоже, уже нет.
Я оцепенела. Все…
До дома я добралась в состоянии плачевном. Хотелось лечь и тихо умереть. Днем, после того, как Рюрик вышел из моего кабинета, я сидела, тупо глядя перед собой, пока не услышала за стеной его решительные шаги. Стало вдруг так больно, что подхватив сумочку, я бросилась из офиса, сказав Мишеньке: «Я наверх». Бессовестная ложь, между прочим. Словечком «наверх» у нас обозначалась ходьба по особо важным инстанциям — кстати, это мне еще предстояло. Вместо этого я поймала такси и поехала к себе.
Свернувшись на кровати калачиком, по уши натянув одеяло, я пропускала сквозь себя медленные болезненные мысли. Они тянулись, тянулись…
Вот и все. Он ушел… Почему? Я не слишком искала ответ на этот вопрос. В конце концов, что-то во мне всегда знало, что это должно случиться рано или поздно. Так не все ли равно — почему?
Проснулась я около четырех утра. Голова была ясная. Умылась и вышла на кухню поставить чайник. Рядом с раковиной сиротливо стояли две тарелочки. И с беспощадной ясностью увидела я весь ужас произошедшего.
Как такое могло случиться? Где все пошло наперекосяк, с чего началось? Неужели с Лисянского?
Но это нелепо! Его обвинения выглядели то ли слишком неубедительно, то ли, напротив, слишком уж убедительно. Но, быть может, я просто была невнимательна? Говорил ведь Рюрик, что Лисянский отчасти подтолкнул его: «Если бы не он, я бы может, еще долго не понимал, что происходит…»
Но это доказывает лишь, что в словах Анатоля есть доля истины.
Дело в чем-то другом. А может, я чересчур быстро поверила, что все слишком хорошо, чтоб быть на самом деле? Это уже больше похоже на правду. И все-таки — из-за чего, собственно, мы поссорились?
Почему-то на работе, попадая в стрессовые ситуации, я умею моментально взять себя в руки — но как только дело касается лично меня, в какой-то момент впадаю в ступор, выйти из которого долго еще не могу. Боюсь, что и вчера я была в состоянии крайней неадекватности.
В мельчайших подробностях припомнила я вчерашний разговор с Рюриком — и ужаснулась. Как я могла быть так глупа! Рюрик прав: я не оставила ему выбора.
«Неизвестность невыносима», — сказал он. Я начинала понимать, как выглядело со стороны мое молчание. С его стороны.
«Неужели ты совсем мне не доверяешь?» Вопрос был задан последним. О нет! Я даже не ответила на него — сразу начала о Лисянском! Получается, Рюрик решил, что я ухожу от ответа?
И самое, самое главное! Последние слова прозвучали отчетливо:
— Тикки, я пытаюсь лишь объяснить…
— Не надо ничего объяснять. Пожалуйста.
— Почему?
— Я устала. Я не могу.
И после этого он спросил: «Значит, все?»
Я схватилась за голову: он что же, решил, что я о нем — о нас — сказала «устала»?
Вчера у меня совсем не было сил, и я плохо понимала, что происходит — но как это могло выглядеть? Воображение живо нарисовало: вот я сижу с бесстрастным и безучастным выражением на словно окаменевшем лице. «Ты наглухо от меня отгородилась…» Я застонала.
Что я получила в итоге? Рюрик либо решил, что я поверила клевете и отказываюсь от него… либо что я готова закрыть на нее глаза. Да, еще неизвестно, что должно было больше его обидеть.
Безнадежность нахлынула душной волной.
Подожди, одернула я себя. Да что ж это происходит? Что я делаю? То есть наоборот — почему я ничего не делаю? Почему я позволила пустым давним страхам управлять своей жизнью? Даже самый негативный гороскоп можно преодолеть!