Надо сегодня же, сейчас найти его и все, все объяснить! Я глянула на часы, нет, прямо сейчас не получится. Ничего, до утра я подожду.
Сегодня предстояло множество дел вне офиса, поэтому я приехала пораньше в надежде застать Снегова. Но его не было. Не появился он и к полудню, когда я специально заехала еще раз проверить. Перед самым концом рабочего дня, возвращаясь с бесконечно длинных и пустых переговоров, я успела напоследок забежать в офис. Он был уже пуст и закрыт. Неизвестно на что надеясь, я открыла свой кабинет, посидела, зашла на форумы. Снегов там не появлялся — ни в каком качестве.
В десятом часу я погасила свет и заперла двери. Дальше ждать бессмысленно. Если Рюрик не вышел на работу, это может означать только одно: он принял решение, и оно неизменно. Все потеряно. Я опоздала.
Вздрагивая от холода, я шла по темной промозглой улице.
Теперь моя жизнь будет выглядеть так же — длинная и непроглядная, прошитая ледяными сквозняками.
Луна светила оплывшим огарком. Я горько усмехнулась: выходит, день-то позавчера, был вовсе не двадцать девятый, «опасный и ужасный». Судя по луне, где-то двадцать первый. Напротив, очень чистый и светлый день. Ну и чем это мне помогло?
«ПРОСТИ, Я ВСЕ ВЕРНУ»
На работу я пришла с опозданием. Контора оживленно гудела. Была чудесная солнечная пятница, и работать никто не хотел. На угловом диванчике расположилась скульптурная группа «Козлов пропагандирует саженцы». За столом Мишенька с Мари и Ясеневым разгадывали кроссворд.
При моем появлении все подняли головы, поздоровались и, убедившись, что немедленных репрессий не последует, вернулись к своим занятиям.
Кивнув, я прошла в кабинет. Жить не хотелось. Впереди был пустой, бессмысленный день. «Привыкай, лапочка! — пропел внутренний голос. — Теперь все дни будут такими». Я почувствовала, как слезы подступают к горлу, и поспешно включила компьютер. Разумеется, не ради работы.
Интернет пуст — Снегова нет и там. А если бы и был — что тогда? Я отключилась от сети. Перелистала ежедневник. О, черт! Мало того, что все из рук валится (как он говорил: «небо рухнет на землю»?), так сегодня еще и последний день подачи квартального отчета. Совсем о нем забыла.
Хорошо. Сейчас приму чаю («от всех недугов лечит») — и за работу. Мишеньку беспокоить не хотелось. Вернувшись с чашкой, я долго-долго размешивала сахар, вслушивалась в глухое позвякивание ложечки о стенки.
За перегородкой заливисто хохотал Мишенька:
— Представляете, читаю сейчас. «Транспортное средство Санчо Пансы». Четыре буквы, первая «о», последняя — «л». И тут меня заклинило… «Мул» не подходит, ишак — тоже. Я уж было решил, что этого доходягу звали Орел!..
Ответ Ясенева потонул в разноголосом смехе.
Я мученически возвела глаза и отхлебнула.
Какая гадость! Чай был несладкий.
Оставаться на месте стало выше моих сил. Я вернулась на кухню и вылила чай в раковину. Села.
— Людмила Прокофьевна! — обрадовался заглянувший Козлов. — Я же еще вам саженцев не предложил! Может, возьмете?
Вот только саженцев мне сейчас и не хватало.
— Какие саженцы, Родион Иванович? У меня и дачи-то нет.
— Не беда! Их и на балконе держать можно. Они знаете какие неприхотливые! Главное — им очень наш климат подходит. Где-нибудь, скажем, в Подмосковье они бы и не прижились, а у нас же как в Прибалтике — Гольфстрим недалеко…
Козлов разливался соловьем. Неужели это никогда не кончится?..
— Хорошо, Родион Иванович.
Он просиял:
— А может, вы тогда уж отпустите Глеба Евсеевича? Мы бы съездили сразу и развезли их по сотрудникам. А то завтра заморозки обещают.
— Конечно, Родион Иванович.
Козлов рассыпался в благодарностях и исчез. Господи… Спасибо и на том.
Спустя несколько минут меня по дороге в кабинет перехватил Мишенька. Сообщил, что положил на мой стол конверт, оставленный Снеговым. Я ускорила шаг.
Конверт был из серой плотной почтовой бумаги. Почему-то стало страшно. Подержав его в руках, я решительно извлекла на свет сложенный вдвое лист и развернула его.
Заявление об уходе. Сверху канцелярской скрепкой пришпилен зеленоватый бланк, долговое обязательство, выданное агентством «Шанс» Снегову Р. В.
Вернув бумаги в конверт, я ринулась к Мишеньке.
— Когда? — Я взмахнула конвертом.
— Ч-что «когда»? — ошалело переспросил Мишенька.
— Когда он это оставил?
— Да еще вчера вечером зашел.