Я пошла к себе, намотала шарф, накинула плащ, вернулась к столу, негнущимися пальцами затолкала конверт в тесноватую для него сумочку. Спохватившись, вернулась, попыталась разомкнуть на тетради тугие кольца. Они не поддавались. Черт с ними! Выдрала испещренный строфами лист, спрятала в тот же конверт.
Бросив на бегу: «Миша, меня нет!», покинула контору.
До угла проспекта Ветеранов и партизана Германа я добралась на одном дыхании. Взбежала на второй этаж, позвонила. Кнопка звонка показалась мне раскаленной — все чувства были перепутаны.
С каждой секундой становилось все очевиднее, что дома его нет. Когда его матушка наконец открыла, я уже знала, что она скажет. Плохо было другое: я не сразу сообразила, что и она захочет узнать, что скажу я.
— Людочка! — заулыбалась было Кассандра Антониновна, но осеклась. — Что-то случилось?
— Здравствуйте. Мне срочно нужен ваш сын.
— Рюшик? А его нет дома. Я думала, он на работе.
Кассандра Антониновна требовательно и выжидательно уставилась на меня, но я решительно выпалила:
— Как только появится — пусть немедленно позвонит мне. Очень вас прошу, проследите за этим. Извините, мне пора.
На лице моей собеседницы медленно проступало подозрение. Но я, не отвечая на него, кивнула, развернулась и кинулась вниз по лестнице.
Выбежав из дома, я остановилась. Достала мобильник, выбрала номер Снегова. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Идти было некуда и незачем. «А отчет?» напомнил внутренний голос. «Отчет? — тупо переспросила я. — Ах да». И поплелась на работу.
Когда проклятый отчет был наконец закончен и отправлен, часы показывали без двенадцати шесть. Я выключила компьютер, погасила настольную лампу и, сняв очки, потерла уставшие глаза. Сотрудники уже разбежались, в запертом офисе я была одна. Самое время подумать о том, что делать дальше.
И тут щелкнул замок входной двери. Я оцепенела. Спутать было невозможно — эти шаги два года раздавались у меня за спиной.
Почему я не вышла сразу? Не знаю. Двинуться не могла.
Пока я приходила в себя, пытаясь продышаться, вновь раздались шаги — тоже знакомые. И голоса.
— Ты? За вещичками, что ли, пришел?
И впрямь Лисянский.
— За ними. — Все во мне устремилось навстречу этому голосу! — Ожидал найти кого-то другого?
— Тебе ответить или сам догадаешься? — Вопрос источал злорадное торжество. — Должен же кто-то утешать оставленных тобой женщин!
Послышался резкий звук — должно быть, Лисянский отпрыгнул.
— Ты ручки-то при себе держи!
— А ты думай, что говоришь.
— Что, не понравилось? Ничего, переживешь как-нибудь. Не все же тебе у меня перехватывать!
— Не помню, чтобы я у тебя когда-нибудь что-нибудь перехватывал, — холодно отозвался Снегов.
— Конечно! — Анатоль издал придушенный смешок. — Зачем тебе помнить! У тебя вообще короткая память.
— Не жалуюсь. Если тебе есть что сказать — говори. В загадки я играть не намерен.
Шагов давно не было слышно. Я представила, как они стоят сейчас друг против друга. Стало не по себе.
— Да, мне есть что сказать. Давно есть. Только все случая не было. Взгляни на себя, Юрик, и взгляни на меня. Кто из нас заслуживает большего? Так почему же все всегда доставалось тебе? Вспомни университет, с первого курса ты держался особняком. Не участвовал в самодеятельности, не был общественником — но почему-то тебя все знали! Тебя! Невзрачного заумного молчуна! Даже те, кто тебя не любил, принимали тебя во внимание. У меня всегда язык был лучше подвешен — так почему, стоило тебе заговорить, меня переставали слушать?
— Да потому что ты чушь нес! И сейчас…
— Нет уж, дослушай! — неожиданно взвизгнул Лисянский. — Я долго молчал. Ты же ничем, ничем не лучше меня! Но тебе постоянно везло. Просто везло! И ты это знал. И всегда мне завидовал.
— Выводы твои абсурдны, но дело не в них, — перебил Снегов. — Другого не пойму, ты нарисовал себя никому не нужным, несчастным и одиноким. А насколько я помню, все было по-другому. Ты от чего угодно мог страдать, только не от одиночества — ты вообще никогда один не появлялся. Да и девушки тебя вниманием не обходили.
— Да, вниманием не обходили, но и всерьез не принимали.
— И в этом, конечно, виноват тоже я?
— Ты!.. — заорал Лисянский. — Хватит!
Некоторое время было слышно только тяжелое дыхание. Потом он выдавил:
— Да у меня всерьез только и было, что Ленка.
Снегов недоверчиво пробормотал:
— Вот оно что!..
— А то ты не знал! Да ты бы на нее и внимания не обратил, если бы не увидел, что она мне нужна.