Я видел такой семейный праздник, начавшийся светло и пышно и скатившийся к ночи в споры и ссоры. Старики с трудом утихомирили разругавшихся баб. На другой день в доме стоял густой дух огуречного рассола. Люди бродили сонные, вспоминали, кто чего сказал, кто кого как обругал, кто как перепился, и словно сонная одурь входила в дом. Странное дело: чем богаче был дом, тем хуже в нем жилось. Были, правда, исключения.
Все это я видел впервые и не понимал, почему так уродливо пьют, мучают на цепи собак, дерутся в праздники. Почему сквернословят, завидуют, ненавидят. Все это мне казалось страшным и диким. Деревенская жизнь, отчего она такая? Городскому мальчишке этот огромный деревенский мир — бо́льшая часть всей народной жизни — был непонятен.
Случались и особенные дома, где достаток по тем или иным причинам вел к образованию: дочь вышла в акушерки, сын — умная голова — поступил в политехнический институт. И в этих хатах, иногда независимо от того, какими путями складывался поначалу достаток, появлялись как бы некоторое просветление, ясность, тишина. Теперь стяжание отступало в тень, а появлялась гордость оттого, что вот и у нас, мужиков, а какие ученые дети. И случалось так, что входило и особенное, светлое горе в эти дома, — не с войной, с войной у всех было горе, а вот именно светлое, в котором тоже была своя гордость. Уезжала какая-нибудь Анюточка в город, проходила курс наук, заодно и человеческого достоинства — и впадала в политическую ересь. И вдруг мать или бабка получали грустную весточку: сидит Анюточка в тюрьме и не скоро возвратится. Была и такая хата в Барвинке. Одни в нее тыкали сердито пальцем, а другие отзывались о хозяевах сочувственно: добрые, говорили, люди, пошли им господь Анютку домой.
И этого я не понимал, но чувствовал тепло правды, словно бы появившейся в доме, и ласковые слова, в которых был настоящий свет. А случалась ласка, где слышались и зависть, и какая-то униженность, и мед лицемерия, от которого, казалось, никак не отмоешься.
Я шел по Барвинке с Нюнькой и Стасем и знал, за какими воротами что скажут обо мне.
— Ишь, — говорили, — идет инженерский сынок, приехал на сосновый воздух, с жиру бесятся городские.
— Эх, мне бы в город! — говорил сосед тети Гапы, старый, хромой мужичишка, бившийся и с трудом перебивавшийся на «малесенькой», как он сам говорил, полоске. Семейство его обезлюдело в войну. Хозяйку отвезли на погост, а он все собирался жениться во второй раз, но девки от него отшучивались, презирая его бедность и почтенные годы.
— Ну, зачем же тебе в город, сосед? — спрашивала его тетя Гапа. — Что ты там есть будешь?
— А чего, — говорил сосед, — добрые люди на паперти подадут, тем и сыт буду.
Он как-то при мне говорил, что если в городе каждый его обитатель только одну копейку ему подаст, то и тогда он станет богатейшим человеком.
— Одну копеечку кому же жаль? — спрашивал сосед тети Гапы. — Вот только как сделать, чтобы все эту нежалкую копеечку подали?
В бедных хатах тоже было не вздохнуть от тоски, пьянства, голода и темной жизни.
Прочитав уже взрослым рассказ Чехова «Мужики», я поразился, как Барвинка в чем-то самом главном походила на Жуково. И край был другой, лесной, и не Русь, Украина, и прошло с тех пор лет двадцать пять, а деревня какой была, такой и оставалась. Только война похозяйничала в ней и прибавила горя. В городе люди мне нравились больше.
Кирилл Егорович
Но в бедных хатах, где люди не знали неуемной жадности, была близость к природе, и она по-своему помогала.
Таким человеком был дед Кирилл Егорович, приходивший к леснику.
Однажды он пришел к нам во двор, запряг в сани Бурана, я помог дедушке поаккуратнее сложить дрова в сани, и мы отправились в Барвинку.
Дорогой дед расспрашивал, как я живу в городе. Узнав, что комнат у нас четыре, да еще кухня, он сказал:
— Ничего, хата подходящая.
Поначалу он все расспрашивал о таких вещах, о которых я никогда не задумывался: спрашивал, что мы едим в обыкновенные дни, в праздники, соблюдаем ли посты.
Я сказал, что постов у нас не соблюдают.
Кирилл Егорович помотал головой и сказал весело, что в его бобыльем доме соблюдай не соблюдай — все равно пост.
Потом осторожно поинтересовался, много ли пьют у нас в доме чая, а также водки и бывает ли отец пьян.
Я сказал, чтобы удивить Кирилла Егоровича, что водки пьют у нас много.