Михаил Михайлович Бенцианов
Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция XV–XVI вв.
Введение
Постепенное формирование Московского государства в XIV–XV вв. означало не только объединение земель Северо-Восточной, а затем и Северо-Западной Руси в рамках одного государственного образования, но и консолидацию местных элит под властью «государей всея Руси». Выбранная военно-политическая модель развития, недостаточность числа исполнителей соответствующего статуса (особенно на ранних этапах) определяли значимость этого процесса при проведении внутренней политики, а его связь с определением состава лиц, приближенных к правящей династии, объясняла личную заинтересованность великих князей в формировании круга близких к ним лиц и фамилий.
Как правило, складывание конгломерата служилых людей обрисовывалось в исторической литературе широкими мазками. В. О. Ключевский с присущей ему яркостью образов писал о том, что «до XV в. московское боярство отличалось сбродным составом, слагалось из единиц различного происхождения, прибывавших в Москву при различных обстоятельствах»[1]. Следуя этой логике, процесс адаптации подобных «единиц» под действующие нормы, выработка единых стандартов службы должны были растянуться на долгое время. Распространенным является мнение о длительном бытовании в политическом строе страны удельной архаики, которая получила отражение в том числе в сохранении специфических черт некоторыми группами служилых людей. Их изучение, соответственно, рассматривалось под углом постепенного изживания «старины» и укреплений позиций централизованного государства[2]. При отсутствии комплексных исследований ряд сделанных в рамках такого подхода ценных наблюдений не дает ответа на вопрос о различии вариантов действий государственной власти.
Потенциал жесткой и последовательной политики по искоренению прежних порядков был продемонстрирован в Новгородской и Псковской землях, где выселению подверглась подавляющая часть местных землевладельцев. Известны были и примеры эффективного решения «княжеского вопроса». Князь Данила Васильевич Ярославский, скорее всего, взамен родовых владений получил села в Звенигородском уезде. Вотчины в Переславском уезде достались также Пенковым. Несколько позднее многие представители ростовского княжеского дома были переселены в Новгород, где получили обширные поместья. Скорее всего, они были компенсацией за родовые земли, перешедшие в ведение Ивана III. Позднее по той же схеме в Стародубе-Ряполовском и в Можайске обосновались князья Мезецкие, лишенные родового княжества[3]. В опале были конфискованы обширные вотчины князя Ивана Юрьевича Патрикеева. Позднее неоднократно опалы настигали служилых князей Воротынских, М. Л. Глинского, не говоря уже о «поимании» князя Василия Шемячича. То есть существовали весьма действенные инструменты приведения служилых людей к одному общему знаменателю, а сохранение некоторыми группами обособленного положения объяснялось более широким спектром причин.
Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии» точно подметил абсолютный характер власти московских правителей: «Властью, которую он (Василий III. – М. Б.) имеет над своими подданными, он далеко превосходит всех монархов целого мира»[4]. Сдерживающими факторами в решении судеб определенных лиц и их объединений в долговременной перспективе, учитывая инерцию принятия решений – пресловутую московскую волокиту, в этом случае выступали лишь соображения функционального характера. Обособленные группы должны были оправдывать свою полезность в рамках действующей социально-политической системы. Некоторые из них создавались и поддерживались центральным правительством для реализации конкретных задач и органично вписывались в существующую модель государственного устройства. Постепенная трансформация их структуры и последующий уход с исторической арены происходили в соответствии с возникающими запросами и были связаны с попытками найти эффективные решения (методом проб и ошибок) актуальных вопросов действующей системы управления.
Соответственно, процесс адаптации «чужеродных элементов» в служебную систему имел две важные составляющие: способность и целесообразность с точки зрения центральной власти вписать их в сложившуюся иерархию, уравняв в правах с детьми боярскими, а иногда и с более высокими по статусу социальными прослойками (служилые князья, например) и, с другой стороны, желание самих подобных «элементов» меняться и приспосабливаться под действующие правила игры.
2
Веселовский С. Б. Последние уделы в Северо-Восточной Руси // Исторические записки. М., 1947. Т. 22. С. 101–127; Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI в. М., 1988. С. 67—153, 260–270; Он же. Удельные князья и их дворы во второй половине XV и первой половине XVI в. // История и генеалогия. М., 1977. С. 161–188; Он же. Дмитровский удел и удельный двор во второй половине XV – первой трети XVI в. // ВИД. Л., 1973. Вып. 5. С. 182–195; Флоря Б. Н. О путях политической централизации (на примере Тверской земли) // Общество и государство феодальной России. М., 1975. С. 281–290; Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985. С. 48–89; Сметанина С. И. Рязанские феодалы и присоединение Рязанского княжества к Русскому государству // АРИ. М., 1995. Вып. 5. С. 49–80; Назаров В. Д. Служилые князья Северо-Восточной Руси в XV веке // РД. М., 1999. Вып. 5. С. 175–196; Он же. О титулованной знати в России в конце XV в. // Древнейшие государства Восточной Европы 1998 г. М., 2000. С. 195–204; Попов С. Н. Тверская знать на московской государевой службе в конце XV – первой половине XVI в. Дис. … канд. ист. наук. СПб., 2006; Городилин С. В. К вопросу о родовых владениях ростовских князей после прекращения существования Ростовского княжества // История и культура Ростовской земли. 2012. Ростов, 2013. С. 55–65.
3
Зимин А. А. Формирование… С. 84, 92–93, 135; Стрельников С. В. Землевладение в Ростовском крае в XIV – первой трети XVI века. М.; СПб., 2009. С. 94–95.