В середине зимы получили мы приказ уничтожить противника, который, по имеющимся у командования сведениям, должен был на рассвете выступить из аула Гиргибиль. Чтобы лучше выполнить поставленную задачу, мы решили установить два пулемета на площадке, которая находилась на тысячу метров ниже того места, где располагался наш отряд. Спускались на канатах ночью. Темнота такая — подойди, бей по уху, не увидишь кто. Страшно, конечно: сорвешься — и конец. Но ничего, двадцать четыре человека во главе с комбатом Короваевым благополучно спустились. Установили пулеметы. Стало рассветать. Лежим около пулеметов, ждем, когда начнет выходить из аула противник. Есть хочется, терпенья нет. Вдруг слышим, командир взвода, наблюдавший в бинокль, говорит:
— Овец из аула выгоняют. Давайте чесанем по ним, есть больно охота. Парочку хоть…
Подошел командир батальона.
— Ни в коем случае! Себя обнаружим.
Овцы скрылись за поворотом горной дороги.
Бандитов так мы и не дождались. Заняли аул, но их и там найти не смогли. Только потом узнали, что они, вывернув шубы мехом наружу, встали на руки, сгрудились гуртом и таким образом вышли из аула.
С кое-кого из нас дознание снимали: как это так мы их проморгали! Дознание дознанием, а сами себя мы казнили не знаю как, ведь могли бы из двух пулеметов положить всех!
Я уже говорил, что мы сильно голодали в горах. Поели даже всех ишаков. Молодые, они на вкус хорошие, а вот старые — никуда. Однажды кто-то из красноармейцев принес колоду с медом. Все мы набросились на мед, наелись, а минут через двадцать криком кричали от боли в животе. Нельзя было, оказывается, после голодовки есть мед. С тех пор я его видеть не могу.
К весне с помощью вооруженных отрядов горской бедноты, рабочих Петровск-Порта, руководимых Военно-революционным комитетом, банды Гоцинского были разбиты и в Дагестане установилась Советская власть.
В апреле 1921 года вызывают меня в штаб 14-й дивизии к председателю комиссии по борьбе с дезертирством.
— Из Ростова есть донесение, что вы дезертировали из своей бригады, объясните, как оказались в Дагестане.
Только при разборе дела я узнал, что нас с Боковым послали сюда по особому приказу как наиболее опытных командиров-пулеметчиков, уже участвовавших в боях, а в Ростове об этом, оказывается, не все знали. Кто-то и решил, что мы дезертировали.
Так или иначе, отправили нас обратно в Ростов. Пробыл я там до конца мая, когда меня назначили командиром взвода охраны эшелона штаба фронта, который переезжал из Ростова в Тифлис. Мы приняли все возможные меры, чтобы успешно обороняться от бандитов, которых в то время было очень много. Дорога прошла благополучно. Однако в Тифлисе свалила меня малярия. Не помню уж, как попал в госпиталь. Когда очнулся, увидел, что соседи мои на полу мертвые — в то время малярия была страшной болезнью и унесла много жизней моих товарищей, особенно тех, что попали в новые для себя климатические условия.
После выздоровления получил я назначение в 37-й стрелковый полк. Думал, заеду далеко, а приехал в город Темир-Хан-Шура, который хорошо знал.
Как только мы, группа молодых командиров, прибыли в часть, нас принял командир полка Трубаров, военком Абакумов и начальник штаба Киселев. Они расспросили, откуда мы родом, где воевали во время гражданской войны, где учились, есть ли настроение служить в армии. Мы и не думали возвращаться домой, хотя была такая возможность. Кругом еще много врагов, значит, впереди много боев.
Через каждые восемь месяцев полк уходил в лагеря. Располагались в старинных крепостях, построенных еще в начале прошлого века. Одна из них занимала около двух тысяч квадратных метров и была обнесена кирпичной стеной толщиной в два и высотой в три метра. Жизнь наша шла там очень напряженно. Восемь часов занятий, тактические учения, стрельбы. Час или два отводились на строевую подготовку, а вечером для повышения общеобразовательного уровня командиров занимались еще два часа.
В то время уделялось исключительное внимание самоподготовке командиров. Знания наши были много ниже среднего. Поэтому тянулись мы к знаниям изо всех сил. Учили русский язык, математику, географию, историю, как школьники. Это всячески поощрялось высшими командирами, многие из которых сами показывали нам в этом пример.
Душой нашего полка стал новый комиссар И. В. Льдоков, бывший ленинградский рабочий, коммунист с большим опытом. Тактично, мудро умел он выявлять нужды людей, так что каждый из нас всегда чувствовал его поддержку и заботу.