Бондиле ухмыльнулся.
— А я, может быть, хочу, чтобы вы знали. Хочу, чтобы вы думали о том ежечасно, ежесекундно и понимали, что вы полностью в моей власти и что, если вам взбредет в голову мне в чем-то противиться, я тут же преподам вам хороший урок. — Он вдруг подался вперед и попытался ощупать ее грудь сквозь корсаж. — Боже, как давно у меня не было европеек!
— А египтянок? — поинтересовалась Мадлен, отступая. — Оставьте меня, вы пьяны! — Она все пятилась, отчетливо понимая, что к нему нельзя поворачиваться спиной. — Если попытаетесь силой навязать мне свои мерзкие ласки, будьте уверены, я заставлю вас о том пожалеть.
Бондиле рассмеялся.
— Каким образом? — Он сделал паузу и, не дождавшись ответа, продолжил: — Как часто мы оставались с вами наедине? Десятки раз, не так ли? Какой мужчина втайне не думает, что мы с вами достигли полного взаимопонимания? Если я заявлю, что вы моя любовница, кто это опротестует?
— Я, — ответила Мадлен недрогнувшим голосом, хотя в душе ее разверзлась сосущая пустота.
— Да кто вам поверит? Вы скомпрометированы уже тем, что находитесь здесь. — Бондиле шутовски поклонился. — Полноте, дорогая. Подумайте хорошенько. Если я расскажу остальным о небольшой… интрижке… что бы на деле там ни было… между вами и доктором Фальке, то как вашей, так и его репутации будет нанесен непоправимый ущерб. Но этого может и не случиться. Если вы прекратите с ним хороводиться и обратите внимание на…
Взрыв аплодисментов, донесшийся с виллы, заглушил конец его фразы.
— Где я бываю и с кем, касается только меня, — произнесла Мадлен, гневно сверкая глазами. — У вас нет права…
— Это моя экспедиция! Я отвечаю за все, что в ней творится. И за всех своих подопечных, а в особенной мере — за вас. В мусульманском мире женщинам не разрешается вольничать. Местным властям в отличие от меня вовсе не нравятся европейки. Ваш приезд изначально поверг чиновников в шок. Повторяю: вам необходима защита. Стоит мне намекнуть, что из-за вас возникают проблемы, и разрешение, выданное вам на работу в Египте, незамедлительно аннулируют, а восстановить его уже не удастся. — Бондиле вновь улыбнулся и сделал шаг вперед.
— Это еще не факт, — возразила Мадлен, по-прежнему пятясь. — Предупреждаю, я сейчас закричу.
— И чего вы добьетесь? — Бондиле насмешливо поднял брови. — Кто поверит, что я попытался взять силой то, что доступно и так?
— Мадемуазель Омат, например. Вы ведь ведете дела с ее отцом. Ему вряд ли понравится скандал в его доме. — Она ощутила, что подол ее платья зацепился за куст, резко дернулась и поморщилась, услышав, треск ткани. — Я ухожу, профессор, и если вы попробуете меня удержать, вас ждут крупные неприятности, обещаю.
— Ах, испугали! — хохотнул Бондиле, не трогаясь, впрочем, с места. — Вы не очень-то дальновидны, мадам, но… я вас прощаю. У вас ведь не было времени оценить ситуацию. Остыньте, обдумайте свое положение, а через несколько дней мы с вами вернемся к этому разговору. Вы не глупы и должны понять выгоды, какие сулит вам небольшой компромисс, могущий сделать ваше пребывание здесь весьма и весьма приятным.
— Компромисс между вами и мной невозможен, — заявила Мадлен и, повернувшись на каблуках, зашагала прочь, оставив профессора в одиночестве.
Дрожа от ярости, она чуть не бежала, словно земля, заполнявшая подошвы ее туфелек, обжигала ей пятки. Наглец Бондиле не знал, чем рискует: еще миг — и она придушила бы его… И тем обратила бы в прах все чаяния своей жизни. «Нет, ты поступила правильно, не тронув этого самовлюбленного щеголя, — говорил ей внутренний голос. — Когда-нибудь он получит свое, когда-нибудь, но… не сейчас. Сейчас следует поскорее увидеться с Фальке и…» Мадлен застонала. Именно это сейчас делать было нельзя. Иначе в руках шантажиста появится еще один козырь. Нет-нет, о встречах с Фальке придется на время забыть. Поднимаясь по ступеням, ведущим к верхнему саду, Мадлен настолько ушла в свои мысли, что вздрогнула, когда кто-то окликнул ее.
— Мадам де Монталье, — произнес Фердинанд Троубридж, неспешно выходя из-за чаши фонтана.
— Мистер Троубридж, — улыбнулась она, радуясь, что наткнулась на толстяка-англичанина, а не на кого-нибудь из его чопорных и скучных друзей.
Он подошел к Мадлен и с удивительной для его комплекции грацией поцеловал ей руку.
— Я краем уха слышал, как этот тип, ваш профессор, уговаривал вас спуститься сюда.
— Вот как? — сказала Мадлен, стараясь подавить приступ нервного смеха. «Боже! — подумалось ей. — Неужели же вся эта компания сговорилась шпионить за мной?» — Он хотел кое-что обсудить.
— Это меня не касается, — с деланным безразличием произнес Троубридж, — но позвольте мне обратить ваше внимание на то, что у вас разорван корсаж.
Она потрясенно опустила глаза и впервые в жизни обрадовалась тому, что не может расплакаться.
— Боже мой! — вырвалось у нее.
— Я так и думал, что вы не в курсе, — продолжал Троубридж ровно и безмятежно, словно говорил о погоде. — И потому взял на себя смелость указать вам на это, пока вы не вошли в дом. Вряд ли стоит показываться кому-то в таком виде.
— Да, конечно, — кивнула Мадлен, не представляя, что ей теперь делать. — Даже не знаю, удастся ли мне незаметно уйти.
Троубридж сочувственно покивал.
— Не хочу показаться назойливым, мадам, но, кажется, я бы мог вам помочь. Я подскажу, как выйти из положения, если вы, конечно, не против. — Он взглянул на нее с лукавой улыбкой, но тут же вновь изобразил равнодушие. — Как вам понравится, если мы приколем к прорехе веточку плетистой розы? Совсем крошечную, сами увидите, но этого будет достаточно. Получится, будто вы случайно зацепились за одну из плетей этого восхитительного растения, когда пытались высвободить подол юбки, тоже угодившей в колючий плен. Какая жалость. Такое чудесное платье, мадам.
Ужас, сковавший Мадлен, в один миг улетучился.
— Троубридж, вы галантнейший кавалер. Я, должно быть, совсем потеряла рассудок, допустив такую оплошность. Вы мой спаситель.
Юноша побагровел до корней волос.
— Пустое, мадам.
— Я теперь вечная ваша должница, — продолжала она, испытывая невероятное облегчение. — Троубридж, да вы… Вы просто герой.
— Ничего подобного, — возразил Троубридж. — Никакого геройства тут нет. Я просто счастлив быть вам полезным, любой был бы счастлив. — Он снова поцеловал ей руку. — Идемте, я раздобуду то, что нам нужно.
Мадлен позволила юноше отвести себя к укромной нише в стене, где осталась ждать, продолжая в мыслях оценивать свое положение. Взвесив все «за» и «против», она все же решила навестить доктора Фальке, но с оглядкой и далеко за полночь, когда прислуга уснет.
— Вот и я. — Это вернулся Троубридж, раскрасневшийся и слегка задохнувшийся. В руке он держал трофей — колючую зеленую веточку. — Если соизволите приколоть ее там, где ткань разошлась…
— Конечно, — кивнула Мадлен. — Вот так… и еще так. — Занявшись делом, она почувствовала себя много увереннее, чем секунду назад.
Вонзив в ткань шипы, Мадлен чуть поддернула веточку, чтобы расширить разрыв.
— Отлично вышло, — довольно сказала она.
— Весьма натурально, — подтвердил Троубридж. — Я не подглядывал за вами, мадам, клянусь всеми святыми, — добавил он изменившимся голосом, — но кое-что все-таки слышал. Невольно… ведь он говорил очень громко, словно бы даже и не опасаясь огласки.
— Видимо, да, — сказала Мадлен, жалея, что не выцарапала негодяю глаза.
— Не беспокойтесь, мадам. Ему не удастся вас опорочить. Я, например, никогда не поверил бы в вашу с ним связь. Несмотря на все его уверения. — Троубридж помолчал. — Немецкий врач… дело иное. Я знаю, вы его любите. Это можно понять.
Мадлен уставилась на англичанина.
— Вы, похоже… более наблюдательны, чем я полагала, — гневно пробормотала она и спохватилась: — Простите, я не хотела обидеть вас.
— Пустяки, мадам, я ничуть не обижен. А вы — сама осторожность. Просто в вашем взгляде на него иногда появляется нечто, чего вы не дарите более никому, включая меня. — Троубридж поднял руку, призывая ее к молчанию. — А еще у вас есть человек, с которым вы переписываетесь и который когда-то жил в этих краях. Вы говорили о нем Уилкинсону, если припоминаете. Однако мне все это не важно. Я не надеюсь ни на что, кроме дружбы. Но не хочу, чтобы на вас возводили напраслину всякие хамы, подобные Бондиле. Что же касается моих предположений относительно немецкого доктора, то я оставлю их при себе, а также не стану ни с кем обсуждать сегодняшнее происшествие без вашего на то позволения. — Его глаза внезапно заблестели. — Как славно, что у нас с вами появился общий секрет.