— Да! — Она в ужасе уставилась на него. — Нет. Не помню.
— Какой это сундук? — продолжал расспросы Гюрзэн, стараясь не терять самообладания.
С лестницы донесся голос Реннета:
— Эй, что там у вас?
— Ничего особенного, — крикнул Гюрзэн, надеясь, что египтянин поленится к ним подняться. Он не хотел, чтобы новость взбудоражила дом. — Мелкая неприятность. Я сам управлюсь. — Монах еще раз встряхнул Ласку, но уже с осторожностью. — Какой это сундук?
— Русский, тот, что на ножках, возле гладильного пресса. — Голос горничной уже не был визгливым, но в остекленевших глазах все еще стоял страх. — Я… не пойду туда. Даже и не просите.
— Что в этом сундуке? — строго спросил копт.
Ласка отозвалась мгновенно:
— Змея!
— А кроме змеи? — Гюрзэн понял ошибку. — Что в нем лежит? Не одна ведь змея.
— Кружевные шали, шарфы, накидки, — забубнила служанка. — Я близко к этой твари не подойду.
— Никто от тебя этого и не требует, — поспешил заверить Гюрзэн. Еще не хватало идти на опасного гада, имея под боком визгливую истеричку, сердито подумал он. — С чего ты решила, что это гадюка?
— Она подняла голову и раздулась. — Ласка ударилась в слезы. — Пожалуйста, убей эту тварь.
— Я так и сделаю. — Монах отвел девушку в сторону. — Мне понадобится сосуд, куда можно бросить гадюку. Сходи, принеси что-нибудь. — Он хотел расшевелить перепуганную девчонку, а заодно убрать ее подальше от гардеробной.
— Да-да, — быстро, словно марионетка, закивала служанка, потом медленно, как сомнамбула, поплыла к одной из дверей. — Да, конечно. Во второй спальне стоит ваза с крышкой. — Ласка внезапно остановилась. — Но я туда не пойду.
— Тогда принеси вазу из вестибюля. Там их целых три. Неси любую. — От волнения голос монаха срывался. Он огляделся, стараясь отыскать какой-нибудь крепкий предмет. — Во второй спальне есть что-нибудь похожее на оружие? — прокричал он вслед Ласке, уже ковылявшей по коридору.
— Есть два меча. Висят на стене. — Ласка остановилась и посмотрела на копта. — Но они не очень-то острые.
— Это не важно, — ответил Гюрзэн, радуясь, что ему дают возможность помедлить. Ласка ушла, а он все стоял, набираясь мужества, хотя испытывал опасение, что сундук не закрыт. В этом случае змея могла уползти и спрятаться где-нибудь в доме. Медлить было нельзя, и монах шагнул в смежную с гардеробной спаленку, боязливо поглядывая по сторонам. Змеи он не увидел, зато обнаружил на стенке два скрещенных церемониальных меча — принадлежность родового герба де Монталье. Монах поспешно вооружился одним из них и побежал в гардеробную, держа меч неловко, как человек, не привычный к военному делу.
Ласка все же закрыла сундук. Увидев это, Гюрзэн вздохнул с облегчением. Значит, змея все еще там — внутри. Гадюка, по утверждению Ласки, хотя описание указывало на кобру. В горле его запершило, он даже закашлялся, потом стал обдумывать, как ему поступить.
Через минуту-другую копт принялся отодвигать сундук: от стены, толкая его по неровным доскам пола.
Он действовал с большой осторожностью, ибо не хотел злить змею до момента решительной схватки. Как только сундук оказался в центре полутемного помещения, Гюрзэн отошел в сторону, потирая подбородок и стараясь унять страх.
Наконец он протянул руку и откинул крышку — теперь она служила ему щитом. Кобра зашевелилась, свернулась в кольцо, затем поднялась, чтобы напасть. В то же мгновение коптский монах взмахнул мечом, мысленно моля Господа укрепить и направить его руку. Первый удар оказался таким сильным, что он чуть не выронил меч, но тут же судорожно стиснул холодную рукоять, чтобы ударить еще раз. Кобра извивалась, хлестала хвостом, но уже не могла подняться.
Гюрзэн выскочил из-за поднятой крышки и стал тыкать клинком в недра укладки, шумно дыша и обмирая от страха. Он бил, пока не удостоверился, что кобра мертва. Только тогда меч выпал из его рук. Придя в ужас от содеянного, копт рухнул на колени, теперь моля Господа простить его за жестокость.
— Она мертва? — В дверях стояла Ласка, неловко прижимая к себе вазу. Голос ее уже был нормальным и почти не дрожал.
— Думаю, да, — ответил Гюрзэн, вставая. — Думаю, да. — Он заглянул в сундук, увидел останки кобры и смущенно подумал, что другому на его месте стало бы плохо, а ему только стыдно — и все.
— Твою руку направлял Господь, — заявила Ласка. — Да будет хвала ему во веки веков.
— Но не за истребление змей, — с чувством прибавил Гюрзэн.
— За истребление этой самой змеюки, — заупрямилась Ласка. Она поставила вазу на пол. — Что ты будешь делать теперь?
— Спрячу змею в вазу, чтобы потом показать ее мадам де Монталье. — Ему отчаянно захотелось присесть и выпить стаканчик вина, но не во славу Господню, а чтобы унять нервную дрожь.
— Почему бы не оставить ее там, где она есть? — спросила, поморщившись, Ласка.
— Чем дольше она здесь пробудет, тем больше вероятности, что о ней узнает весь дом, — ответил Гюрзэн, опускаясь на низкую туалетную табуреточку.
— Вот и хорошо, — с жаром сказала Ласка. — Пусть все знают, что тут случилось.
Монах покачал головой.
— Ты не учитываешь одно обстоятельство, — сказал он, делая глубокие вдохи, чтобы подавить тошноту. — Кобра сейчас в сундуке. И была в сундуке. Тебя это не поражает?
— Еще как поражает! — воскликнула девушка. — Но это не значит… — Она вдруг умолкла и вскинула руку к губам.
— Значит, — намеренно резко ответил монах. — Как она попала в закрытый сундук? Не сама же. — Он заглянул Ласке в глаза. — Кто-то ее туда положил, вот ведь в чем дело.
Ласка вновь побелела.
— Нет.
— Да, — отрезал Гюрзэн. — Кто-то принес кобру сюда. — Он взмахнул рукой. — Только так, и никак не иначе. Кто-то подбросил змею в этот сундук. Сама она не смогла бы туда забраться. — Ему самому были ненавистны эти слова. — Поэтому мы должны молчать, чтобы не спугнуть того, кто это сделал. — Монах потер лоб. — Давай уберем ее. Я ею займусь, а ты подержи вазу.
— Нет, — пискнула Ласка. — И не проси.
— Мне некого больше просить. — Копт поднялся на ноги и подошел к сундуку. — Большая змея, длиной в мой рост. — Он задохнулся от гнева.
— Я боюсь, — прошептала служанка.
— Она мертва. — Гюрзэн взял со столика гребень, но ткнуть им в змею не решился. — Я разрубил ее на куски, — сказал он задумчиво — так, словно это случилось давно.
Ласка перекрестилась.
— Не хочу на нее смотреть.
— Тогда смотри на вазу, — предложил Гюрзэн, склоняясь над сундуком. Останки змеи лежали на шали. Очевидно, на той самой, в которой ее принесли. Монах свел концы шали вместе и потянул их вверх. — Отвернись, — велел он Ласке, поднося грузный узел к широкому горлу сосуда. Раздался мягкий шлепок. — Дело сделано.
— Храни нас Господь, — прошептала горничная, снова крестясь. — Кто мог притащить в дом такое чудовище?
— Не знаю, — ответил Гюрзэн, с удивлением глядя на свои руки. Они тряслись, и он ничего с этим поделать не мог. — Не знаю, но попробую выяснить.
Ласка поспешно отступила от вазы.
— Она ядовитые, эти гадюки.
— Кобры, — мягко поправил монах. — Действительно ядовитые.
— Как ты узнаешь, кто это сделал?
— Не представляю, — признался Гюрзэн.
— Но это необходимо, — с жаром сказала Ласка. — Иначе в доме объявится другая змея.
— Или что-то похуже, — медленно проговорил копт, приводя в порядок мысли. — Вот что, — сказал, кашлянув, он. — Это предупреждение, а не покушение.
Кобру положили в сундук и закрыли. Она не могла уползти. Нам не пришлось гоняться за ней по всему дому. Значит, кому-то хотелось, чтобы ее нашли. — Монах вновь уставился на свои руки. Дрожь в них уже унялась.
— Зачем? — Ласка округлила глаза. — Чтобы потом посмеяться над нами?
— Кому-то очень не нравится мадам де Монталье, — пояснил копт, — и он дает ей это понять. Обычно змей связывают с колдовством. Значит, кто-то недвусмысленно намекает, что наша мадам — колдунья и что об этом уже идет слух.
— Боже милостивый, — прошептала служанка.
Монах между тем продолжал:
— Мадам не закрывает лицо. Мадам все свое время проводит среди развалин, копируя древние, не понятные никому письмена. Она очень молода, но в разговорах затыкает за пояс умудренных жизнью мужчин. Она снабдила доктора снадобьем, побеждающим лихорадку. У нее ни отца, ни мужа, ни брата, и ест она всегда в одиночку. — Перечисляя, он загибал пальцы. — Не удивительно, что кому-то все это кажется подозрительным.