— Действительно, — сказала Рида. — Как угадать, о чем тебя спросят? — Она вскинула голову, копируя манеру наставницы. Та точно так же вздернула подбородок, когда к ней на одном из приемов подошел Бондиле. — Как француз ведет себя, когда хочет добиться женщины? Что будет делать мужчина, который захочет на мне жениться?
— В зависимости от обстоятельств, — сказала Мадлен, предвидевшая, что подобный вопрос когда-нибудь прозвучит. — По правилам, он должен сначала переговорить с вашим отцом, а уж потом открыть вам свои чувства. Хотя в наше время мало кто так поступает. — Она помолчала, колеблясь. — Любящий мужчина всегда внимателен и обходителен. Он дарит цветы и сопровождает избранницу своего сердца на светские рауты и приемы. Он приглашает невесту и ее родителей на свои домашние праздники, выказывая им всяческое почтение и держась столь же почтительно с предметом своей любви.
— В самом деле? — Рида сделала храбрую, но безуспешную попытку рассмеяться.
— Да, — кивнула Мадлен.
— Но, если двое любят друг друга, разве не могут их отношения развиваться как-то иначе? — звонким голосом спросила девушка.
Мадлен поняла, что ситуация осложняется. Европейский уклон в матримониальных настроениях Риды делался очевидным, а ей не хотелось его поощрять. Кто знает, что входит в планы господина Омата?
— Могут, но лишь в проявлении еще большей заботы о вас со стороны жениха. Никаких тайных свиданий, никаких попыток обольстить свою будущую супругу и склонить к преждевременному сожительству. — Она с усилием отогнала от себя воспоминания о группе парижских щеголей, пытавшихся в свое время обойтись с ней иначе. — Такое отношение, конечно, редкость, но и любовь встречается в жизни не часто.
— Но если мужчина только и делает, что дарит цветы, как узнать, что он за человек? — Египтянка пожала плечами. — Разве мужчина любящий какую-то женщину, не готов ради нее на все? А если его чувство нашло в ней ответ, разве она не предложит ему всю себя вместо пустого жеманства? Разве они не будут стремиться к слиянию в страстном порыве? Как можно узнать кавалера по сдержанности? Какой в этом смысл?
— В отношениях между полами вообще мало здравого смысла, — парировала Мадлен. — Мужчины заставляют женщин терзаться, те, в свою очередь, плетут вокруг них сети интриг. — Взгляд ее затуманился, потом вновь прояснился. — Будь мы во Франции, я показала бы это вам на примерах, но здесь европейцев мало, да и живут они иначе, чем дома, так что… — Она поднялась с дивана. — Ваш отец не одобрил бы наш разговор. Мы ведь беседуем о вещах, какие обычно в обществе не обсуждаются.
Рида томно развела руками, показывая, что ей все равно.
— Но ведь француженки знают об этих вещах? — уточнила она.
— Да, — сказала Мадлен, — однако не говорят друг с другом ни о борделях, ни о любовницах своих суженых, ни о прижитых ими бастардах. Любовь, кстати, тоже закрытая тема. Открытых тем для дам света немного. Наряды, слуги, успехи детей. — Она покачала головой и прибавила: — А также карьера мужей.
— Но у вас нет ни детей, ни мужа, — сказала Рида.
— Вы забыли упомянуть, что я занимаюсь раскопками, а это еще хуже. — Мадлен гордо вздернула подбородок. — Да, я богата, знатна, одинока, а потому пользуюсь чуть большей свободой, чем другие европейские дамы. Без моих средств и титула я бы ничего не добилась.
Рида выпрямилась, вновь копируя манеру наставницы.
— Вы часто сердитесь?
— Иногда, — спокойно сказала Мадлен. — Бывали времена, когда я теряла от ярости голову, теперь же чаще испытываю усталость, чем гнев.
— Тогда почему бы вам не выйти замуж и не завести детей? Вы красивая женщина, еще молодая, а ваше состояние должно привлечь к вам множество поклонников. Французы ведь неравнодушны к деньгам? — Последний вопрос звучал дерзко, но Мадлен предпочла пропустить это мимо ушей.
— Мужчины вообще неравнодушны к деньгам, — мягко сказала она, — и вам повезло, что богатство отца может компенсировать недостаток вашего образования.
— Разве это правильно? — спросила девушка, хмурясь.
— Так уж заведено, — сказала Мадлен и покачала головой. — Не стоит задумываться над этим. Все равно тут ничего не изменишь. Скоро вы сама все поймете. Без моей помощи. Хотя ваш отец за такую лекцию меня, безусловно, не поблагодарит. — Ей даже думать не хотелось, что скажет Ямут Омат, если Рида передаст ему хотя бы часть их разговора.
— Отец ничего не узнает, — сказала девушка, словно заглянув в ее мысли. — Я, следуя вашим советам, буду вести себя как европейка. Начну, например, дуться. Вот так. — Она выпятила нижнюю губу. — Видите?
— Думаете, ваш отец с этим смирится? — спросила Мадлен.
— Ему придется. Я ничего ему не скажу, даже если он поколотит меня. Теперь, правда, это происходит не часто, потому что гости наезжают в наш дом чуть ли не каждый день. Если я выйду встречать их с синяками, получится некрасиво. — Рида взяла с подноса последнее лакомство. — Он сам меня сюда посылает, чтобы я обучилась французским манерам. Вот я и учусь. Ему не в чем меня упрекнуть. — Она хотела вытереть рот рукой и облизать пальцы, но, вовремя спохватившись, взяла льняную салфетку и промокнула губы, прибавив: — Глупо тратить на это ткань. Я все правильно делаю?
— Почти, — кивнула Мадлен, забавляясь.
— Очень глупо, — повторила Рида, аккуратно складывая салфетку. — А теперь?
— Хуже некуда. — Мадлен улыбнулась. — Сложив использованную салфетку по заглаженным линиям, вы как бы предлагаете хозяевам пустить ее в дело еще раз, а это для них оскорбительно.
Рида рассмеялась.
— Европа — страна невообразимых нелепостей, теперь я в этом убеждена. — Она прищурилась и склонила голову набок. — Мне шьют прогулочную накидку. Кажется, она так называется?
— Если вы имеете в виду верхнее платье для выездов в открытой коляске, то, разумеется, да. У женских накидок две или три пелерины, у мужских их больше. Английские накидки самые сложные. Кстати, именно англичанки и ввели этот наряд в обиход. — Мадлен опять посмотрела в окно. — По здешней жаре такая одежда вроде и ни к чему, но ее нужно иметь в гардеробе.
— Я заказала накидку с тремя пелеринами, — похвасталась Рида, — и теперь ищу к ней подходящую шляпку. Но пока ничего не нашла.
— Удобные шляпки попадаются редко, — сказала Мадлен и нахмурила брови, ибо в дверях гостиной возник Реннет. — В чем дело? — недовольно спросила она. — Мы занимаемся. Разве это не ясно?
— Мадам, с вами хотел бы переговорить профессор Бондиле. Он утверждает, что дело срочное, иначе я не стал бы вас беспокоить. — Реннет поклонился — почтительно, но с долей чванливости.
— Месье Бондиле? — переспросила Рида изменившимся голосом. — А он знает, что я здесь?
— Я сообщил ему об этом, мадемуазель, — ответил Реннет и повернулся к хозяйке. — Профессор ждет в зеленой гостиной. Если хотите, я пошлю к нему брата Гюрзэна.
Мадлен покачала головой.
— Нет. Раз уж дело такое срочное, я поговорю с ним сама. — Она обратилась к Риде: — Надеюсь, вы извините меня?
— Разумеется, — Египтянка зарделась. — Я пока попрактикуюсь с салфетками.
— Отлично. — Мадлен кивнула своей ученице и пошла за Реннетом, мысленно браня его привычку передвигаться по дому с важностью рыночного менялы.
— Мадам, — произнес Бондиле, завидев хозяйку виллы. Он склонился к ее руке, потом заявил с изрядной дозой ехидства: — Благодарю за любезность. Я приехал без приглашения, и вы были вправе меня не принять.
— К делу, мэтр, — уронила Мадлен, стараясь держать себя в рамках.
— Мне нужна ваша помощь. К сожалению, работа всей экспедиции находится под угрозой, и потому ситуация диктует действовать быстро. Боюсь, Жан Марк вбил себе в голову, что должен незамедлительно вернуться во Францию. — Увидев удивление на лице собеседницы, профессор кивнул: — Да-да, тут есть чему удивляться. Я сам поражен. Не знаю, что нашло на этого малого. Только и делает, что твердит о своей идиотской невесте. Ей, мол, нужна поддержка, а ему — подходящая должность в Париже… и все такое. Ужасная неприятность, мадам. Я не могу добиться от него ни одного разумного слова.