— Герр комендант! На мой народ обрушились новые огромные беды, мне трудно о них говорить. Что можно сделать, когда идет извержение вулкана, со всех сторон наступает раскаленная лава?! Свой долг председателя я выполню до конца.
— Хорошо сказано, председатель! — Энергично и весело похвалил Силлер. — После тяжких трудов вас ждет заслуженный отдых в Терезине.
«Экзамен выигран!» — спешит себя обрадовать Силлер. Так ли? Если честно оценить ситуацию, Терезин мало что изменил в поведении Ландесберга («со всех сторон наступает раскаленная лава»). Наверное, воспринял Терезин, как новое гетто для временно уцелевших евреев, свезенных из всех уничтоженных гетто. В таком «еврейском городе» мало радости для еврея. А как мог иначе оценить Терезин умный и трезво мыслящий Ландесберг?
3.Сообщение о новом штемпелевании мельдкарт узники львовского гетто восприняли как начало конца. В отличие от предыдущих проверок штемпелевание производит гестапо, действителен только штамп «СС и полицайфюрер дистрикта Галициэн». Чего можно ждать от гестапо?! Распущен отдел труда юденрата, значит, не нужны и еврейские рабочие руки. Неужели отштемпелеванные мельдкарты — лишь отсрочка от смерти? И все же каждый житель львовского гетто мечтает об этой отсрочке. А вдруг! Мало ли что может завтра случиться?
Ранним утром колонна кожевенной фабрики бредет по улицам гетто к выходу. Со страхом думают узники о воротах: выпустят или не выпустят? Вышла колонна из гетто, марширует по улицам города. Что ожидает на фабрике? Допустят ли в цехи или на фабричном дворе их ждут автомобили для отправки в Яновский лагерь? Отработали день, плетутся в гетто и снова ждут смерти: может, у ворот гетто стоят трамвайные лоры, погрузят и отправят в Яновский лагерь?
Ожидаемый день наступил. Только прибыли на фабрику, бригадир Рафалович объявляет команде:
— Сдать мельдкарты для штемпелевания!
Сдали мельдкарты, работают с особым усердием, будто от этого зависит, кому жить, кому умереть. Успокаивают друг друга: фабрика работает на вермахт, выпускает нужную немцам продукцию, значит, нужны и их жизни. Раз отштемпелеваны мельдкарты рабочих «Остбан»[48] и «Ройштоф»[49] — и с ними должно быть все в порядке. Должно быть! А как будет?
Работа закончена. Стоит Рафалович перед строем команды, выкрикивает фамилии, вручает мельдкарты с эсэсовским штампом. Разглядывают счастливчики свои документы, Фалек Краммер еще на что-то надеется:
— Вы забыли вернуть мне мельдкарту.
— Я не забыл! — не глядит Рафалович на Краммера.
— А моя мельдкарта? — с дрожью в голосе выясняет сосед.
— Отштемпелеваны не все мельдкарты. Остальным юденрат предоставит другую работу.
«Юденрат не предоставит работу? — Фалек Краммер отбросил иллюзии. — Не отштемпелеваны мельдкарты разнорабочих — людей без специальности — это конец!».
Ни на что не надеясь, смирившись с уготованной долей, Фалек Краммер шагает в колонне, до ворот гетто остаются немногие метры. Там, у входа, строй остановят — последняя проверка, последний день жизни!
В гетто колонна вошла беспрепятственно. Вблизи дома рабочих фабрики Краммера догнал Шудрих:
— Пройдемся, есть разговор.
Прошли два квартала — безлюдных, беззвучных, кладбищенски темных.
— Что думаешь делать? — выясняет у Краммера Шудрих.
— Ждать смерти!
— А не рано ли?
— Все равно конец неизбежен.
— Есть дело! — говорит Шудрих. — Опасное, даже очень, но это лучше, чем покорно ждать своей гибели.
Фалек смирился было с неизбежностью смерти, но стоило Шудриху подать хоть маленькую надежду, как снова хочется жить, снова думает о том, как мало прожил и как много непрожитых лет.
— Что предлагаешь?
— Завтра — акция. Мы хотим противодействовать извергам.
— Кто — мы?
— Узнаешь, если останемся живы и покажешь себя достойным нашего доверия.
— Что я должен делать?
— Станешь липовым помощником полицейского, вместе с товарищами будешь спасать задержанных,