— Тихо, жиды, иначе перебьем и не будет нового жительства.
С площади Теодора Семен Лейбович и Фалек Краммер свернули на улицу Кушевича, подошли к еврейской больнице.
— Из этой больницы должны выручить Натана Горовица, — сообщает Семен.
— В этой больнице я работал санитаром, меня все знают.
— И очень хорошо, что знают. Был санитаром — стал полицейским, — у кого могут быть сомнения?
Рассказал Краммер, как главный врач больницы Гаркави спас от смерти Рахиль Певзнер, как помог другим.
— Доктор Гаркави все сделает, чтобы спасти Натана Горовица, — заявляет он с уверенностью.
Учащенно забилось сердце, когда свернули в знакомый подъезд. Дошли до палаты, откуда с Ефимом отнес в полицейский грузовик умирающего лудильщика Фроима. Жжет стыд, будто все это происходило сегодня. Поднялись еще на этаж, стучится Краммер в кабинет главврача.
В ответ раздалось знакомое, близкое:
— Заходите, пожалуйста!
Зашли, Гаркави встретил приветливо:
— Краммер? Рад видеть живым и здоровым! — Увидел полицейскую форму — отчужденно спросил: — Чем обязан посещению господ полицейских?
— Мы не полицейские! — отвечает Семен.
— Не полицейские! — подозрительно повторяет Гаркави. — А кто вы?
Нельзя терять ни секунды, предъявляет Краммер свое полицейское удостоверение:
— Читайте!
Ничего не понимает доктор Гаркави, вопросительно смотрит на Краммера.
— Я такой же полицейский, как Борух Зискин. Мы с Семеном — подпольщики, спасаем людей.
Никогда в жизни Фалек Краммер не говорил о себе с такой гордостью, как теперь. Особенно в этой больнице, особенно перед доктором Гаркави. Ушли страхи, и кажется, нет ничего невозможного.
По-новому разглядывает доктор Гаркави полицейскую форму, никогда не видел подпольщиков, не слышал, что такие имеются в гетто. А что они могут?.. Не зарубцевались и никогда не зарубцуются раны от мартовского побоища.
— Я в вашем распоряжении: чем смогу — помогу.
— Акция уже началась, пришли спасти Натана Горовица — нашего командира.
— Три дня, как ему вырезал желчный пузырь, извлек больше сотни камней. Очень слаб. Имеете транспорт?
— У нас нет транспорта, Натан пойдет с нами. — Заметив протестующий жест доктора, Семен решительно продолжает: — Доктор, эта акция будет похуже мартовской, намного хуже. Все ходячие пусть немедленно бегут и прячутся где только могут. Вам и врачам отштемпелеваны мельдкарты?
— Больнице не отштемпелевали.
— И вам надо скрыться!
— Я главный врач еврейской больницы! — сказал Гаркави тихо, буднично. — Ждите, сейчас приведу Горовица.
Когда врач ушел, Семен заметался по комнате:
— Как отговорить доктора от бессмысленной гибели?
— Для него это — исполнение долга, суть его жизни. Доктор Гаркави не покинет больницу. — Сказав это, Краммер устыдился своей жизни в гетто.
Распахнулась дверь, вошли Гаркави и Горовиц. До войны не раз его видел на литературных вечерах и собраниях. Всегда был в хорошо отутюженной одежде, с идеальным пробором и тонкими аккуратными усиками. Производил впечатление уравновешенного и невозмутимого. Заходил спор об идеях, политике — раскрывался характер — страстный, непримиримый. Сейчас вошел другой человек: худой, наголо остриженный, безусый, в потрепанной одежде.
— Товарищ Натан! — не то приветствует, не то выясняет Семен. Недавно расстались, был такой же, худой, но не полутруп, как сейчас.
— Ну, я Натан! И не гляди на меня, как на покойника, еще повоюем.
— А сможешь дойти до нашей квартиры? — рад, что видит своего командира несломленным, непокоренным.
— Ну и человек! — Горовиц укоризненно покачал головой. — Я говорю о войне, а он о ночном горшке.
Доктор Гаркави теперь верит, что Горовиц дойдет туда, куда надо. Гаркави жмет руку Горовицу и ведет к выходу.
Как тогда, в марте, вестибюль заполнили шупо, полицаи, к стенам прислонились полицейские службы порядка.
Навстречу Гаркави идет комендант гетто штурмфюрер Силлер, сегодня он сам руководит операцией.
Семен Лейбович четко откозырял штурмфюреру Силлеру и зло кричит Горовицу:
— Смирно стоять!
Усмехнулся Силлер: еврей из шкуры лезет.
— Куда ведешь доходягу?
— Сам комиссар приказал арестовать для отправки на Лонцкого. Предупредил: очень опасен, коммунист, связан с городскими бандитами! — рапортует Лейбович.
Краммер с ужасом глядит на Лейбовича: всех обманул, не подпольщик — предатель!