Вышел Ландесберг из-за стола, стал у картины художника Берхта, разглядывает спящего Иакова и бога, возвысившего его до вершителя еврейских судеб. Бог ли возвысил? Сам Иаков возвысился своим умом, хитростью, волей. Чем хуже и сложнее ситуация, тем больше жизнь и будущее зависят от ума и смекалки. Не уповая на бога, надо пасти свое стадо…
Распахнулась дверь — вошел Силлер. Приблизившись к Ландесбергу, подмигнул ему и ткнул пальцем в бок:
— Новый председатель советуется с богом?
— Новый председатель знает, от кого получать указания! — почтительно приветствует Ландесберг своего юного и опасного шефа.
Силлер расхохотался, обнял за талию Ландесберга и подвел к вольтеровским креслам, сел, указав на место председателю юденрата. Достал золотой портсигар, любуется непонятной алмазной монограммой. Хорошо быть комендантом еврейского гетто! Хорошо, но нелегко, весьма и весьма нелегко. Крупномасштабные задачи должен решать минимальными силами, состоящими в основном из самих же евреев. «Каждый солдат предназначен для дел боевых! — подчеркнул как-то группенфюрер Катцман. — Ваша главная сила, герр комендант, — ваша находчивость». Находчивость! Катцману она дала чин группенфюрера, ему, Силлеру, своей находчивости недостаточно. От этого скользкого и хитрого типа зависит судьба, благополучие, карьера. Более того — сама жизнь. Если Ландесберг не проявит «находчивости», отправят на съедение русским морозам. Как этот тип себя поведет, получив приказ об акции в гетто? А как бы поступил он, Силлер, получив такой приказ в отношении немцев? Нечего сравнивать: немцы — властелины, все прочие — живность. Фюрер решил ликвидировать в Лемберге еврейскую живность, ему, Силлеру, доверено это важное дело. Хитрость одних евреев должен использовать для переработки всех остальных. Затем и их! Но прежде всего надо суметь задействовать еврейскую хитрость в интересах немецкого дела, только тогда безотказно заработает весь механизм. А может, Ландесберг изберет путь Парнаса? Тогда прощай, прекрасное комендантское кресло… Ландесберг — не Парнас, надо только чтобы страх и надежда шли рядом, не обгоняли друг друга.