— Очень просто! — решительно отрезал Филипп. — Скачем наискосок и опередим их минут на десять, выехав полями к лесу. Потом выбираем удобное место и нападаем! Я не намерен разговаривать с убийцами! Стрела и сабля пусть говорят с ними!
Начинало смеркаться, и над горизонтом выплывала большая, почти полная луна.
Они пересекли лес и скоро выбрались на Речицкую дорогу в трех верстах от Гомеля.
Егор лег на землю и прислушался:
— Все правильно, хозяин! Через четверть часа они будут здесь — я слышу грохот колес и стук копыт!
Глаза Филиппа разгорелись, и он все больше впадал в нетерпение. Картымазов, напротив, становился все спокойнее и хладнокровнее.
— Вперед! — скомандовал Филипп и, не дожидаясь ответа, помчался в сторону Речицы, оглядываясь по сторонам.
Примерно через версту он резко осадил своего тарпана.
— Вот то, что я искал! — Он укатал на толстую ветку дуба, нависшую над самой дорогой. — Здесь будет твое место, Егор. А мы укроемся чуть дальше, впереди. Прыгаешь сверху, сбрасываешь кучера с козел и останавливаешь лошадей. Мы двумя стрелами избавляемся от двух всадников по бокам и тут же с саблями в руках выскакиваем на остальных. Егор открывает дворцу кареты...
— ...И натыкается на того, кто в ней сидит рядом с Настенькой! Нет, Филипп, это не годится! Этот Павел в синем кафтане может иметь приказ на случай нападения: один удар кинжалом — и все погибло.
— Что б мне с коня упасть! А ведь верно! Что же делать?
— Я тоже думаю и ничего не могу придумать.
— Эх, был бы здесь Вася, — простонал Филипп.
— Осталось мало времени! — напомнил Егор.
— Надо что-то делать... Надо как-то действовать, — повторял Филипп, и конь под ним вертелся на месте, порываясь встать на дыбы. — Знаю! Знаю! И этого даже Вася не смог бы!
— Чего? — с нетерпением спросил Картымазов.
— Карета остановится точно на этом месте. В тот же миг ты, Лукич, распахиваешь дверцу и протыкаешь саблей Павла, прежде чем он успеет опомниться.
— Ты хочешь... Ты думаешь, тебе это удастся?
— Лошадей в лес! — весело крикнул Филипп. Соскочив с коня, он сбросил кафтан и остался и одной белой сорочке. — Здесь! — Носком сапога он прочертил на дороге поперечную полосу — Точно на этой линии лошади остановятся. Ты, Егор, возьми на прицел всадника, который будет скакать справа от кареты, и убей его за десять шагов от этого места, чтобы он не загородил дорогу Лукичу к дверце. На следующего прыгнешь с ножом!
Егор быстро вскарабкался на ветку. Картымазов подал ему колчан Филиппа. Уже явственно доносился стук копыт.
— По местам! — скомандовал Филипп.
Егор, широко раздвинув ноги и чуть присев, застыл на толстой дубовой ветви, протянувшейся над дорогой, с ножом в руках и луком наизготовку.
Прямо перед ним, как раз в промежутке между двумя стенами синего вечернего леса, висела огромная розовая призрачная луна.
Глухой рокот копыт быстро нарастал.
И вдруг на фоне луны, своим нижним краем касающейся дороги, показалась темная масса, медленно выползающая на пригорок.
Четверо всадников — по два с каждой стороны — сопровождали карету, запряженную двумя парами лошадей.
Пятый скакал впереди. Над его головой развевалось личное знамя какого-то князя, прикрепленное древком к седлу лошади.
Должно быть, предводитель отряда для того, чтобы их нигде не задерживали, пустился на маленькую хитрость и приказал везти впереди княжеское знамя, как бы намекая, что в карете может ехать сам князь или кто-нибудь из членов его семьи. На расшитом серебром знамени огромный дракон, весь покрытый металлической чешуей, развернув могучие крылья и разинув пасть, изрыгал огонь.
Филиппа осенило.
Да ведь это и есть железная птица... Она поет над головой! Ну конечно! Вот сейчас мы им покажем, и все кончится!
Егор медленно натянул тетиву, и когда карета была на расстоянии десяти шагов, всадник со знаменем громко вскрикнул и, выпустив поводья, упал с коня. Одновременно с ним, дико заржав, упала лошадь второго всадника — это был выстрел Картымазова.
Трое оставшихся охранников резко осадили своих лошадей и отстали от кареты. В тот же миг мелькнула белая рубаха, и Филипп двумя прыжками очутился на середине дороги.
— Й-йо-хо! Йе-е-е! — лихо крикнул он и схватил под уздцы первую пару лошадей.
Его мышцы напряглись так, что рубаха с треском лопнула на спине и рукавах, но он смеялся, опьяненный своей нечеловеческой силой и буйной радостью, которую всегда испытывал, имея дело с лошадьми. Ноги его скользнули по земле, и всего на один шаг отступил Филипп, сдерживая навалившуюся на него массу.