— Хоть кто-то уже мог бы догадаться, что его нравственный компас сломан. Неужели его приспешники настолько слепы?
Пантерра пожал плечами.
— В какой-то степени, думаю, так оно и есть. Они боятся, что их вера может поколебаться, и поэтому находят способы логически объяснить необъяснимые вещи. Их вера должна оставаться незамутненной. Никому не захочется отказываться от того, во что верил всю жизнь, пусть даже ты сознаешь, что это необходимо.
— Но ты полагаешь, что у Эльфов другое отношение к таким вещам. — Девушка сказала это с утвердительной интонацией.
— Думаю, что Оруллианы поймут нас правильно. Как и некоторые другие семьи. Если нам удастся убедить хотя бы их, у нас появится шанс и остальным доказать свою правоту.
Они еще немного поговорили о том, что им предстоит сделать в самом ближайшем будущем. Пан и Пру сошлись на том, что завтра, придя в Арборлон, они усадят Оруллианов перед собой и расскажут им все. Безо всяких заминок, церемоний и околичностей — просто выложат им свою историю, а дальше пусть братья сами решают, как им поступить.
Вскоре глаза у них начали закрываться, и они закутались в одеяла. Небо по-прежнему было затянуто тучами, вокруг царила кромешная тьма. Воздух оставался сырым и прохладным, и даже земля под кровлей каштана уже не казалась сухой. Дрожащая Пру подползла к Пану и, свернувшись в клубочек, прижалась к нему, чтобы согреться. Он приподнял край своего одеяла и укрыл их обоих.
— Спасибо, Пан, — прошептала девушка.
В этот момент он подумал: «Какая же она еще юная!» Пру обладала потрясающими способностями, но ей исполнилось всего пятнадцать, и она, в сущности, была совсем ребенком.
Он бережно погладил ее по голове, а потом обнял и прижал к себе, рассчитывая, что так девушка быстрее согреется и успокоится.
— Спи, — прошептал он.
А потом он заснул сам.
В предрассветной мгле Скил Эйл вышагивал по деревушке Гленск-Вуд, не делая попыток остаться незамеченным. Напротив, он шел как уверенный в себе человек, который давно выбрал свой путь и знает, что его ждет впереди.
Скил Эйл обладал многочисленными талантами и добродетелями, он был Серафиком, в конце концов! Помимо всего прочего, он был очень осторожен, а еще амбициозен, безжалостен и мстителен. Он оставался фанатиком учения своей секты, вечно поглощенным внутренней борьбой между тем, что считал правильным, и тем, что полагал необходимым. Но все эти его качества уравновешивались предусмотрительностью. Он никогда не забывал о том, как важно соблюдать осторожность и не действовать в спешке. Другие могли действовать сгоряча, под влиянием момента, презрев терпение и полагая, что одной силы достаточно, чтобы защитить их от тех, кто желал им зла, но он был не настолько глуп.
К сожалению, вчера он нарушил свои принципы, когда отправил наемного убийцу убрать мальчишку и девчонку, которые принесли дикую и нелепую весть о тварях из внешнего мира. Подобные россказни могли вызвать разногласия среди истинно верующих и бросить тень сомнения на веру, к которой он приобщил их, а этого допустить было никак нельзя.
Итак, он действовал в спешке, в чем потом и раскаялся. Наемный убийца, очевидно, оплошал, поскольку исчез без следа, а мальчишка и его подружка ушли неведомо куда. И вот теперь ему предстояло исправлять собственные ошибки, уже без излишней торопливости и соблюдая необходимую предосторожность. Он должен был исправить положение, действуя решительно, но осмотрительно, и он знал, как это сделать.
Он уже долгое время оставался лидером секты «Дети Ястреба». А Серафиком он был еще дольше, хотя об этом, кроме него, никто не знал. Он с рождения обладал необходимыми качествами и с раннего детства осознал в себе этот талант. Будучи преданным приверженцем учения секты, он ждал, когда ее руководители заметят его и приблизят, чтобы использовать во благо его способности. А потом он решил привлечь к себе внимание и начал выступать на собраниях, как правило, не спрашивая разрешения и зачастую сталкиваясь с едва прикрытым презрением. Но его ораторское искусство было отменным, а рвение — заразительным. Пока лидер секты и его клевреты обдумывали, что с ним делать, истинно верующие потянулись к нему.
Но все лидеры одинаковы: они могут утверждать обратное, но никто из них не желает добровольно отказаться от своего положения, от власти. Его предшественник попытался было сначала отодвинуть его в сторону, а затем и устранить, но потерпел неудачу. Наемные убийцы, состоявшие на службе у секты, всегда ждали своего шанса, подобно шакалам, неотступно следующим за стаей, чтобы нападать на больных и раненых. Его предшественник совершил ошибку, приняв его за жертву, и отправил к нему наемного убийцу, дабы его участь послужила примером остальным. Но попытка расправиться с ним провалилась, и бывший лидер сам превратился в жертву. Скил Эйл сожалел об этом, поскольку человеком тот был неплохим, хотя и скомпрометировал себя. Скил Эйл понимал то, что было недоступно всем остальным, — он рожден вести за собой истинно верующих и все препятствия на его пути к лидерству должны быть устранены. Что такое одна жизнь по сравнению с учением секты?
Вот так он стал лидером и набросил на плечи мантию, которую был рожден носить. Он проявлял щедрость и помогал всем, кто преклонялся перед ним; он был учителем и дарил надежду; он обладал магическими способностями, но не демонстрировал их, лишь время от времени позволяя себе совершать маленькие чудеса. Его голос звучал громко, сам он казался вездесущим и был желанным гостем на всех заседаниях и собраниях. Даже те, кто с прохладцей относились к учению секты, отдавали должное его талантам. Они могли не считать его своим учителем, но понимали, что он обладает подлинной властью. Он, в свою очередь, не требовал от них проявлений лояльности, удовлетворяясь тем, что они знали свое — и его — место.
Очень скоро его влияние распространилось на окрестные деревни, и в конце концов он стал Серафиком всей долины. Пока этого было достаточно, хотя планы у него были грандиозные, и со временем он, как руководитель секты «Дети Ястреба», должен был вознестись на недосягаемую вершину власти и могущества.
Это будет благом для всех, он не сомневался в этом. Этого хотел бы и Ястреб — он, конечно, рассчитывает обнаружить в долине именно такое положение дел по возвращении. Отрицать эту истину — значило впасть в страшную ересь, а Скил Эйл не намеревался допустить ничего подобного.
Разумеется, за те долгие годы, что он возглавлял секту, находились еретики, которые не желали принять за истину их учение. Скил Эйл поступал с каждым из них так, как того требовали обстоятельства. Одних он сумел убедить в ошибочности их взглядов и поведения и обратить в свою веру. Других сделал изгоями или попросту уничтожил, предав гласности их неприглядные тайны. Третьих изгнал из общины, используя угрозы и запугивание.
С четвертыми приходилось расправляться решительно и безжалостно, поскольку уже само их присутствие являлось кощунством и осквернением истины. Эти несчастные погрязли в ереси, и их прегрешения нельзя было искупить. Они изрыгали яд, который был бы опасен для остальных, не прими Скил Эйл нужных мер. Для таких случаев он и держал на подхвате наемных убийц.
Но и они не всегда могли исправить положение вещей. Взять хотя бы этот провал с мальчишкой и девчонкой.
Тайна постигшей его неудачи беспокоила Серафика. Он слыхал о том, что эти двое обладают какими-то особенными талантами, хотя ему так и не представилось возможности лично убедиться в наличии таковых. Он не думал, что они способны использовать магию, подобно ему самому, но не мог знать этого наверняка. Каким-то образом этим мальчишке и девчонке удалось перехитрить и уничтожить намного убийцу. Он не мог отделаться от стойкого подозрения, что в этом деле как-то замешана и Айслинн Крэй. Возможно, она принимала в случившемся самое деятельное участие, но даже она не могла противостоять профессиональному убийце. Вообще-то Серафик считал ее всего лишь надоедливой помехой. А вот супруг ее — совсем другое дело, но тот был ярым приверженцем учения секты, а со Скилом Эйлом его связывали тесные узы. Это, правда, не означало, что любовь к жене не превратит его из ярого сторонника в столь же непримиримого противника, если что-либо случится с его супругой. Пог Крэй знал, что с теми, кто выступал против секты, неизменно случались несчастья, и он ясно дал понять Серафику, что не допустит ничего подобного в отношении Айслинн. Так что эту возмутительницу спокойствия приходилось терпеть, хотя после недавних событий все могло измениться.