— "Так вот чем ты занимаешься, Наперекор! — заорал он. — Прячешь ото всех зерна! Хочешь съесть их сам, в то время, когда другие умирают с голоду!"
— "Я их не прячу, Наобум, — сказал я, — я их сажаю."
— "Нет, прячешь, прячешь, я видел! — К тому же не в одно место, а в разные. Ты так глуп, что даже не знаешь, как прятать! Хоть бы метки ставил! Ведь ты не найдешь после ни одного зернышка!"
Тут я понял, что могу выгодно выиграть этот спор.
— "А что если через некоторое время, Наобум, мы увидим их все?"
— "У тебя ничего не получится! Ты зарыл на этом участке три или четыре горсти зерен!"
— "Обещаю, Наобум, — все до единого!"
— "Когда ты собираешься показать их мне?"
Я посмотрел на землю, а потом на небо.
— "Через два дождя."
— "Хорошо, пусть будет так. Но если я не увижу зерен через два дождя, тебе будет так жарко, Наперекор, что ты будешь призывать третий дождь, но он не прольется!" — Как вы понимаете, Наобум обещал сжечь меня на Костре.
На том мы и разошлись.
А через два дождя на моем участке взошли все до единого зерна — показались зеленые ростки, и я позвал колдуна.
— "Смотри, Наобум, — вот где они были спрятаны. К осени каждое даст по целой горсти зерна!"
Колдун уставился на ростки. Их было много, не сосчитать. Морщины на его лбу задвигались, губы зашевелились.
— "Вот что, Наперекор, — сказал он через какое-то время, — если ты посмеешь заявить, что это поле дело твоих рук, я найду способ извести тебя. Зерна посадил я — запомни это! Такое подвластно только моему уму, уму колдуна!"
Я размышлял недолго.
— "Хорошо, Наобум. Сажать зерна в землю придумал ты. У меня к тебе только одна просьба: покажи это поле всем и расскажи, что нужно делать, чтобы зерна хватило на зиму."
— "Это уж не твоя забота, Наперекор! Иди и помни, что я тебе сказал!"
А скоро вождь послал меня отыскать во что бы то ни стало Край Земли, идя в сторону Заката, и я понял, что без колдуна тут не обошлось. Задание я получил вот какое: посмотреть, что делается с Солнцем после того, как оно сваливается за Край, сколько потухших солнц там уже накопилось, и не грозит ли нам чем-нибудь эта свалка. Наверняка это путешествие придумал Наобум, на пакости он мастер. Мне дали новое, дорожное имя, Взашей и послали со мной двух провожатых — Стремглава и Доупаду… А вы, значит, — спросил рассказчик у всех троих, — вы тоже ищете Край Земли?
— Да, — ответил Дум, — у нас примерно такая же история. — И рассказал, за что он был послан в дальний поход и на верную смерть.
— За Улыбку? — удивился Взашей. — Нам знакомо одно племя, где улыбаются все от мала до велика, и ничего. Никто никого там не посылает за это на смерть.
— А как насчет Улыбки в вашем племени? — спросил все тот же Дум.
— У нас улыбаются только дети. Но их за это не корят, а только говорят, что это возрастное и что это пройдет само собой. Так оно и получается. Взрослым же улыбаться просто не приходит в голову.
— Значит, и здесь вы похожи на нас, — вздохнул Дум.
После этого речь зашла о тех, кого изгнанники встретили по дороге.
Дум рассказал о людях-деревьях, человеке-тигре, о Лежебоках, о людях-воинах и об Отверженном Музыканте, благодаря которому они вооружились луком, о Чихастиках, что научили их считать…
Взашей поудивлялся, но не сильно, и рассказал в свою очередь о не менее удивительных встречах.
Они познакомились, например, с людьми-водой, детьми Вечной, Всесильной и Вездесущей воды. Люди этого племени были: кто — Речкой, кто — Водопадом, кто — Заводью, кто — Быстриной, кто — Омутом, кто — Плёсом, кто — Волной, кто — Рябью, кто — Струей, кто — Плеском… Потом еще были — Поток, Перекат… Кто была Ширь, кто Толщь, кто Глубь, кто Гладь. Одну девушку назвали Радугой. Другую — Росой. Кто был Прибой, кто — Водоворот. Кто — Болото, кто — Топь. Были и Дождь, и Ливень, и Ситничек, и Морось, и Туман. Даже Пар был. Была, конечно, и просто Капля. Были — Снег, Лед, Скользь. А еще — Изморозь, Иней, Снежинка… Детей в том племени называли Брызгами.
Имя бога было — Потоп.
Вождь и шаман были Озерами, один — большим, другой, понятно, — средним. Эти всё время лежали, раскинув руки. Кормились они рыбой, которую им приносили шустрые Ручейки. Вставали они, чтобы поразмяться, только по ночам, когда никто их не видел. Потому что, увидав Стоящее Озеро, не каждый бы остался в живых. Он бы умер от неожиданности.
Люди-вода не ходили — текли, не бегали — неслись, не говорили — журчали, не ругались — грохотали, не плакали — заливались, не сердились — волновались (от них, должно быть, и пришло к нам это слово).