- Ты не смотри, что я так одет, - попросил художник барственно.
- Я сейчас...
Девушка прошла через весь зал, скрылась за дверью.
Через минуту Дымов-Приднепрянский снова любовался румяными щёчками. Правда, на сей раз азиатку сопровождал рослый плечистый узкоглазый лет двадцати пяти. Чёрные брюки наутюжены. В них заправлена широкая белая рубаха.
Перво-наперво он внимательно изучил старика. Задал вопрос:
- Зачем тебе сеньора Мори?
Судя по акценту, настоящий японец. Или же китаец. Дымов-Приднепрянский сроду не разбирался в азиатах. Знавал, правда, в молодости обрусевшего корейца Кима, любителя угостить собачатиной и фальшивить во хмелю любовные романсы времён Николая Второго.
- Зачем? - повторил узкоглазый.
- Дело чрезвычайной важности, - ответил художник. Пробежался взором по залу и дополнил: - Тут много лишних ушей.
Японец думал считанные секунды.
- Иди за мной, - приказал он.
Дымов-Приднепрянский подарил остолбеневшей азиатке улыбочку и, опираясь на клюку, засеменил.
За дверью оказался узкий коридорчик. Занавеска с птицами в лучших японских традициях. И небольшая уютная комнатушка без окон. Стеклянный шар под потолком наполнял её неестественным белым светом. На полукруглом диванчике перед столиком полулежала азиатка лет тридцати. Длинные иссиня-чёрные волосы и прямая чёлка. Стрижка шла женщине. Кимоно цвета молодой травы усеяно звёздочками. Красный лак на пальчиках длинных ножек заставил старика опять вспомнить молодость. Он проглотил вставший в горле ком и тыльной стороной ладони вытер потный лоб.
Сеньора Мори взяла со столика бело-голубую чашечку и аккуратно отпила. Блюдце и чайничек дополняли, несомненно, дорогой сервиз.
Дымов-Приднепрянский спиной чувствовал взор плечистого японца. Но стоило посмотреть женщине, как художник тут же забыл обо всём остальном. Такого взгляда он не видел за все свои годы. В старике закипела дремлющая десятилетиями страсть. И в то же время по спине бежали мурашки. Обольстительная праправнучка самураев вызывала страх. Стало тяжело дышать. Дымов-Приднепрянский начал потирать шею.
- Зачем ты хотел меня видеть? - с лёгким акцентом спросила женщина.
Художник поймал себя на мысли, что было бы счастьем увековечить на холсте хозяйку ресторана. Когда она лежит вот так. Якобы ненароком с ножек соскользнуло кимоно. Этот обворожительный разрез глаз. Изгибы влекущего тела. У старика заныло внизу живота. И голова закружилась.
- Я не привыкла ждать. Отвечай, гость.
Дымов-Приднепрянский кивнул. За спиной пошевелился японец. Художник набрал полную грудь воздуха и выговорил:
- Я пришёл, чтобы помочь вам.
- Помочь мне? - изумилась сеньора Мори так, будто дряхлый гость потребовал от неё оголить грудь. - Мне?
- Вам.
- Хм... - японка поставила чашечку на столик. - Интересно как? Очень интересно...
Дымов-Приднепрянский разглядел мимические морщинки в уголках глаз собеседницы. Оказывается, сеньора Мори постарше тридцати. Впрочем, это не делает её менее желанной. А как раз наоборот. Где-то пониже пупка художника разгорался пожар.
- И долго ты будешь молчать? - спросила японка. Судя по выражению лица, гость забавлял её.
- Я знаю, что вы, сеньора Мори, занимаетесь... - старик поглядел по сторонам и прошептал: - ...антиквариатом.
Азиатка свела брови. За спиной Дымова-Приднепрянского просипел японец. Художник поспешил:
- Я хочу вам помочь. Вы же, конечно, слышали, что в столицу попало ожерелье.
- Откуда тебе известно об этом?
- Я старый. Много прожил, много слышал.
Японка подумала и сказала:
- Хорошо. И как же ты хочешь мне помочь?
- Я знаю, где сейчас то ожерелье.
- Не верится.
- Вернее, знаю у кого оно сейчас.
- Предположим, это правда. Но зачем тебе помогать мне? Я тебя совсем не знаю, гость. У вас в стране помогать не принято.
- У нас в стране всё продаётся, - парировал художник. - И, кроме того, меня обманули, и я хочу поквитаться.
- Кто тебя обманул?
- Митька, сын Короля.