Выбрать главу

Мимо пронёсся мотоциклист в кожанке. Вот бы сесть к нему за спину и укатить прочь, за горизонт. Светофор подмигнул зелёным, будто издеваясь.

На небе сползались тучи, рыхлые и грязные. У торгового центра суетились горожане, купившиеся на объявление о распродаже электротехники. К банку выстроилась очередь преимущественно из пенсионеров. Пройдёт не так много времени, и они понесут сбережения в аптеку, через дорогу. А оставшиеся гроши отдадут за колбасу подешевле и маргарин вместо масла.

И на что рассчитывают похитители? Ксюха и не представляет, куда делать Лиза с тем злополучным ожерельем.

- Мать вашу, - осатанел Димон.

Зарёванная девушка запоздало поняла в чём причина. Боль в груди сменилась приятным ощущением. Много лет назад оно частенько посещало Ксюшу, когда родители обещали повести её в «Детский Мир». Теперь же лучшим подарком был гаишник, жезлом приказывающий остановиться. Да не простой гаишник, а с автоматом на плече! Глаза пленницы заискрились счастьем.

- Мать вашу... - повторил Димон и отсосал «кровь».

Глава 14. Египет?

Мрак как чёрная патока. Алекс не чувствует своего тела. Где-то на грани слуха едва уловимо гудение. Или жужжание?

Художник пробует поднять руку. И чудо! Видны пальцы. Правда, светящиеся изнутри, но всё же пальцы. Его пальцы!

Алекс медленно водит перед собой пятернёй. На голубовато-алой полупрозрачной коже вьются и потрескивают серебристые молнии. Лёгкие наполняются воздухом, он насыщен озоном. «Будет гроза?» - приходит мысль.

Сперва показалось, что внизу к телу прибиты две деревянные колоды. Затем художник смекнул: «Ноги!!!»

Слева заколотилось, всё чаще и чаще. «Сердце».

Справа будто что-то раскрылось. «Печень дышит...»

Покалывание на кончиках пальцев. Жжение в горле. «У меня же есть глаза!» Осознание этого и породило вспышку. Всё тело обожгло и мигом с него сползла кожа.

Или пригрезилось?

Скорее не боль, а неприятное ощущение. На удивление художника, оно быстро прошло. Нахлынули головокружение и тошнота.

Тошнота...

Свет меркнул. Или наоборот - разгорался?

Разгорался и затухал.

Замутнённое сознание.

Один за другим пласты мрака накрывали Алекса.

Он прорычал. До боли сжались кулаки. Невидимая сила сдавила череп. Поднажмёт ещё - и из ушей брызнет мозг.

Художник чуть не захлебнулся. Слюной? Кровью?

Руки цапнули пустоту. Брыкнувшийся Алекс подался вперёд. Или вверх?

Раскалённые до бела клинки света резанули по глазам. Боль украла дыхание. Лёгкие взмолились о крупице воздуха. Грудная клетка хрустела. Вроде слон наступил на кости таза.

Каким-то нечеловеческим усилием художник раскрыл рот. В него с сипом втягивался воздух. Алекс даже видел сизые струйки и облачка у себя над губами.

Страшная пытка не прекращалась. Жадные, изголодавшиеся лёгкие набирали воздух, всё больше и больше. В разные стороны расходились рёбра. Только бы от позвоночника не отломались...

И когда у Алекса уже не оставалось сил, боль улетучилась. Мрак разорвался на куски и съёжился, подобно сгорающей бумаге. Притушенный свет - то, что нужно.

Художник застонал и приподнялся на локоть.

«Сплю?»

Пейзаж завораживал. По реке вместе с длиннющей лодкой плыли тени облаков, похожие на крокодилов. Стоящий на корме, смуглый парень в белой тунике не замечал лежащего на берегу Алекса. За рекой, прямо под раскалённым шаром солнца, высилась гигантская, обложенная белоснежной плиткой пирамида. Грани блестели, режа глаза. Художник поморгал, смахнул с лица песчинки - не помогло. Второй и третьей пирамиды нет.

Простонавший Алекс перевернулся на другой бок. Челюсть отвисла. Метрах в трёхстах от него высились арочные врата. Через них-то и можно попасть в обнесённый белой стеной, огромный город. У входа сновали люди в белых туниках, бурых плащах, некоторые в чалмах.

Потрясённый художник встал. Взор пробежался по выглядывающим кое-где из-за стены верхушкам домов с плоскими крышами. Алекс медленно направился к арке.

Туфли проваливались в мокрый песок. «Был дождь?» Чёрный цвет плаща притягивал солнечные лучи. По лицу художника тёк пот. Горячий воздух наполнял лёгкие, ещё саднящие после боли, заработанной во мраке.

Загорелый до черноты, сгорбленный старик плёлся навстречу художнику. Поношенная, уже давно не белая туника. Растоптанные сандалии. На верёвке за дедом семенила лохматая коза с выменем покрытым коростой.