Храп мужа до сих пор снился Старухе. Резкий, как лезвие бритвы, вспарывал он кромку ночи и гордо уносился куда-то в заоблачные выси, на свидание с небом.
Больше о своём муже она ничего не помнила. Не знала даже, когда и куда он пропал. Умер ли он, ушёл или его исчезновению послужила какая-то другая причина, этого никак не могла вспомнить. Да не очень-то и хотела. Только однажды, шляясь по улице, увидела человека, который мог быть её мужем. Поскольку и лицо, и фигуру мужа она забыла напрочь, то судить могла лишь по лысине и правой руке. Лысина была видна только на четверть, из под криво сидящей фуражки, и была очень похожа на мужнюю, однако в этом Старуха поручиться не могла. Правой рукой человек обнимал даму, короткие и кривые ноги которой соперничали с косыми глазами, поэтому удалось разглядеть всего два пальца. И опять они показались очень похожими на пальцы мужа, по крайней мере, такими же грязными. Но утверждать и здесь она не могла. Несомненно, она узнала бы храп мужа — острый и прямой, но такого шанса ей не представилось. А потому, был ли встреченный ею человек, её же мужем, осталось тайной.
Утром Старуха, наконец, поняла, что с нею не так. А, поняв, испугалась. Запричитала. Из старого кургузого рта потекли длинные липкие слюни. Слюни капали на подушку и с шипением превращались в розовый пар. На потёртых от времени веках замерцали мутные капли — слёзы. Слёзы, в отличие от слюней, не шипели и не обращались в пар, а вытягивались в острые блестящие иглы и вонзались в матрац, исчезая в его ватном чреве.
Она спустила на пол худые, переплетённые варикозом ноги и бросилась к стене. К тому самому месту, где безмятежная плоскость стены, прерывалась выпуклостью настенных часов. Уставилась на часы. Они показывали двенадцать. Тишина равнодушно порхала вокруг стоеросовой коробки часов. Ни одного тиканья не рождалось в дебрях шестерёнок и пружин. Значит, часы остановились этой ночью, с последним двенадцатым ударом, от которого… Старуха прижала жёлтую руку к прогорклым губам, ей даже было страшно вымолвить это слово.
Побежала к зеркалу. Блестящий овал скорчился в гунявое пятно, в котором Старуха узнала своё отражение. Она ухватилась за подол ночной рубашки и содрала её, оставшись в широких трусах. С усилием измождённого путника она спустила трусы на пол и начала разглядывать неприкрытое тело.
Пальцы обмусолили жухлые мешки грудей, спустились на кочевряжистый живот, поелозив недолго, скользнули вниз к расхристанному лобку, хлипкая поросль которого, казалась заиндевевшей.
Старуха вновь перевела руки на живот и надавила. Ладони упёрлись в проржавелую плоть. Где-то там, в самых сокровенных далях тела, она нащупала нечто такое, чего там раньше не существовало. Теперь же это нечто становилось точкой отсчёта, нового бытия её, сумасшедшей реальности, о возможности жить в которой она даже не предполагала.
Мысли зароились в голове, ей сделалось сначала холодно, потом жарко, а затем и вовсе — серебряная позёмка беспамятства запорошила ей голову. Она взмахнула руками и рухнула на пол.
В забытье ей привиделся муж. Он сидел на унитазе и плевал на пол. На этот раз она смогла рассмотреть его лицо, и оно оказалось похожим на рокот неаполитанского прибоя. Красуясь перед мужем, Старуха залихватски растопырила веки и стала ходить туда-сюда, мимо него. Наконец, муж заметил её, перестал плевать на пол и поманил безымянным пальцем левой ноги. От радости она хотела бесшабашно взвизгнуть, но одёрнула себя, решив, что дамам её возраста неприлично взвизгивать, и ограничилась страстным сопением правой ноздрёй. Тем временем муж сплющил левый глаз в загогулину и призывно подмигнул ей. Она, было, пошла к нему, но остановилась, заелозила на месте. «А я беременна». Муж закачал надбровными дугами и исчез.
Старуха очнулась. Ёж блевоты топтался по её горлу. «Вправду беременная», — заскулила она одними гландами. Зажав рот руками, побежала к туалету. Распахнув дверь обомлела — на унитазе сидела коротконогая и косоглазая женщина, та самая, которую видела однажды с человеком, так похожим на её мужа. «Эххмаа!!!» — радостно заверещала женщина, вытянув в направлении хозяйке квартиры влажные морщинки, бороздящиеся около глаз. Внутренний толчок заставил согнуться Старуху пополам. Руки отпали ото рта, и тёплая рыжая масса хлынула вовне. Ей подумалось, что это выходят из неё не остатки вчерашней еды, а ржавчина, скопившаяся там за годы, и вот теперь пришёл час очиститься от этой коросты жизни.