***
Сидней Рид не имел возможности вдоволь насладиться действом, и посему скучал. После праздной беседы с неким приехавшим в отдельном экипаже пожилым джентльменом, он направился в сторону поросшей терновником небольшой возвышенности, с которой открывался отличный вид на долину Эйлсбери. Сунув руку в карман сюртука, Рид нащупал сложенный напополам крохотный лист плотной бумаги. Судя по его выражению лица, это не стало для него неожиданностью. Он внезапно застыл, вглядываясь куда-то вдаль и всё ещё колеблясь, будто для чего-то набираясь мужества. Тяжело вздохнув, резким движением руки Сидней вынул записку и, скрепя сердце, развернул её. Всего лишь два слова, такие безобидные и, казалось бы, совершенно бессмысленные, но не для него. Пальцы Рида непроизвольно дрогнули. Его задорный и любопытствующий взор в одно мгновение погас, сменившись откровенным страхом, а побледневшее лицо выражало безысходность, присущую заключённому, отправляющемуся на каторгу. Таким Сиднея Рида ещё не видел никто. Судорожно сглотнув, он скомкал записку и отправил её обратно в карман. Во рту сразу пересохло, а к горлу подкатила противная тошнота - это чувство тревоги, к которому Рид никак не мог привыкнуть, но приловчился умело скрывать. Для всех он оставался легкомысленным юнцом, и делал вид, как будто ничего не изменилось, в то время как его лёгкие, точно придавленные чем-то немыслимо тяжёлым, болезненно сжимались и трепетали вместе с сердцем. Та злополучная случайная связь лишила его права на выбор. Она обратила его в безвольного слугу. Его жизнь, его судьба, его будущее больше ему не принадлежали - они были в чужих руках. И теперь, когда время не повернуть вспять, ему ничего не оставалось, как, безмерно жалея о своём проступке, продолжать хранить свою страшную тайну и наивно уповать на то, что рано или поздно всему этому придёт конец.