***
Степенно прохаживаясь по коридору дома, Маргарет остановилась напротив зеркала в украшенной резьбой массивной раме и вдруг застыла. Прикоснувшись пальцами к щеке, она смотрела на своё лицо - всё ещё выразительное и красиво очерченное, однако давно уже утратившее былую привлекательность. Сухая кожа и морщины вокруг глаз, которых с каждым годом становилось всё больше, приводили её в состояние досадливого недовольства, давая понять, что время неподвластно никому. Опечалено вздохнув, Маргарет окинула взглядом новое тёмно-зелёное платье, приобретённое в одном из французских домов высокой моды - украшенное рельефной вышивкой ручной работы и инкрустированное гипюровыми вставками, оно выглядело воистину великолепно. Она уже хотела пройти в смежную с холлом гостиную, как вдруг внезапно раздавшиеся снаружи громкие мужские голоса заставили её обернуться. Парадная дверь распахнулась, и в холл ворвался Джеймс - увидев его мертвенно-бледное лицо, глаза Маргарет сощурились, принимая недоумевающее, и вместе с тем тревожное выражение. - Приготовить покои! Немедленно! - повелительным тоном отчеканил он встретившейся на пути прислуге. Переведя взор на супругу, Джеймс, порывисто выдохнув, замер. - Хартли... Её понесла лошадь. Проклятье! - казалось, он был не в себе от нахлынувшей ярости. - Она... Ей конец, Маргарет. Она мертва. От изумления Маргарет округлила глаза. Она не верила своим ушам. - Я не понимаю... - Кобыла мертва. Она упала на скаку и сломала ногу, - сквозь зубы процедил Джеймс. - Её пришлось пристрелить. - А Хартлей? - на мгновение Маргарет стало смешно от того, как она превратно истолковала его речь. - С ней всё в порядке? - Мы все на это очень надеемся, - зычный голос Гарленда-младшего эхом прокатился по холлу. Он стоял, держа на руках полубесчувственную Хартли, в тот момент всем своим видом напоминавшую тряпичную куклу. - Господи! - Маргарет всплеснула руками, внимательно всматриваясь в испачканное землей и ничего не выражающее личико. - Сюда, в гостиную, - наконец собравшись с мыслями, она указала Гарленду на дверь и торопливо вошла вслед за ним. Аккуратно уложив Хартли на обитую жаккардом тахту, он, не сдвигаясь с места, вперил в неё вопросительный взор: в его глазах плескалось беспокойство и явное замешательство. На мгновение в комнате повисло напряжение, казалось, видимое и почти осязаемое. - Полагаю, лорд Джеймс уже послал за врачом, - как можно более холодным тоном произнесла Маргарет. - Очень надеюсь, что Хартли скоро придёт в себя. Кто бы мог подумать, она ведь отличная наездница! Вы даже не представляете, мистер Гарленд, как она любит прогулки верхом. Пожалуй, теперь ей следует запретить садиться в седло ради её же блага. Питер исподлобья смотрел на неё, не отрывая глаз: он как будто силился что-то сказать, но не мог подобрать подходящих слов. - Там, на охоте, она себя вела так, как будто... - он выдержал паузу, сомневаясь, стоит ли ему продолжать. - А впрочем, леди Джеймс, это не так важно. Маргарет раздражённо сжала губы в тонкую полоску, убедившись в нежелании Питера говорить с ней начистоту. Очевидно, он чего-то не договаривал. - Ну что же, мистер Гарленд... Думаю, нам не следует более беспокоить Хартли - сейчас она как никогда нуждается в спокойствии и тишине, - проговорила она, направляясь к двери. Питер согласно кивнул и молча последовал за ней. - И вы просто обязаны мне поведать, что на самом деле произошло, - напоследок бросила Маргарет, едва скрывая своё недовольство.
***
Николас, лихо въехав во двор и осадив коня у самого порога, поспешно перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Вручив поводья подоспевшему груму, он взбежал по ступенькам к парадному входу и, громко хлопнув дверью, остановился посреди пустующего холла. Длинные пальцы нервно впивались в рукоятку хлыста, а грудь вздымалась высоко и часто, будто в утопающего, после нескольких отчаянных попыток наконец-то выбравшегося из воды на берег. Не в силах понять, что же с ним на самом деле происходит, Николас попытался перевести дух, силясь унять охватившее его беспокойство. Убедившись в том, что поблизости никого нет, он скованной неуверенной поступью подошел к приоткрытой двери гостиной комнаты. Всё ещё сомневаясь в благоразумности своих побуждений, Николас потянул ручку на себя и, сощурившись от ударившего в глаза яркого света, почти бесшумно вошёл внутрь. Превозмогая ноющую боль в лодыжке, Хартли молча лежала на тахте, потупив невидящий взор в отделанный лепниной высокий потолок. - Хартли, я... - начал было Николас, но резко замолчал, поймав на себе потухший, но в то же время волнующе проникновенный взгляд. Беспомощная и такая уязвимая, она только одним своим видом вызывала доселе неведомые чувства - заполняя сознание, они разливались по телу пьянящим теплом, и, казалось, проникали в самую душу. - Какая непозволительная дерзость, мистер Макэлрой, - Хартли медленно повернула к нему голову и слабо улыбнулась. Николас многозначительно хмыкнул. Его лицо вдруг засияло, а в глазах засверкала чистая и неподдельная радость, которую не в силах было скрыть. На этот раз оставив все сомнения, с тяжелым сердцем он был вынужден признать, что угодил в ловушку, которую собственноручно смастерил. - Если бы я мог остановить тебя до начала гона, я бы непременно сделал это, - его слова звучали тихо, но оттого не менее уверено. - Хартли, я даже во сне представить себе не мог, что однажды скажу нечто подобное, но... Я себе места не находил, правда. - Ты это видел? - Нет, я был в группе с лордом Джеймсом, - тяжело вздохнув, Николас присел на краешек тахты. - Когда он узнал, что ты упала, его как будто кто-то подменил. Он выглядел таким разгневанным и в то же время сокрушённым, каким мне прежде не доводилось его видеть. Право, Хартли, можешь мне не верить, но ты дорога ему. Дорога, как никто другой. Опершись на мягкую высокую спинку, Хартли отвела взгляд в сторону. - Как хорошо, что он не наблюдал сие жалкое зрелище, - наружу вырвался глупый смешок, о котором она вмиг пожалела. Крепко стиснув хрупкую ладонь, Николас вперил в неё немигающий взор, полный немого укора. Тревожное опасение, что в комнату в любой момент может кто-то войти, скользнуло в сознании и вмиг растворилось с такой же естественной легкостью, с какой растворяется сахар в чашке горячего чая. Здравый смысл, будто корабль с глубокой пробоиной, тонул в пучине сумасбродства, стремительно погружаясь на самое дно. - Думаешь, это смешно? Его взгляд, такой холодный и пронзительный, словно прожигал насквозь. Сердце бешено выбивало ритм. Хартли почувствовала, как к горлу подкатывает неприятный ком - она была готова расплакаться, словно осознавшее свою вину нашкодившее дитя, провалившись в бездну всепоглощающего стыда и нестерпимой горечи. - Нисколько, - сказала она подавленно, опустив голову. - Как бы то ни было, но ты обязана мне всё рассказать, - Николас только сильнее сжимал её руку. - Слышишь? - Порой обстоятельства бывают намного прозаичнее, нежели кажется на первый взгляд, - уклончиво ответила Хартли. - Меня просто понесла лошадь, и я не смогла её остановить. - Ложь, - в его голосе звучали металлические нотки. - Думаешь, я столь наивен, что поверю в эту чепуху? - Ник... - она осеклась, когда это слово сорвалось с её губ, и мучительно покраснела. - Это всё моя вина. Я пренебрегла твоей просьбой и поступила безрассудно. Право, не знаю, какая муха меня укусила, я повела себя так неосмотрительно и так глупо! Мне всего лишь хотелось пасть в глазах мистера Гарленда, хотелось, чтобы он счёл моё поведение вызывающим и оттого недостойным для юной леди, которую он разглядел во мне тогда, когда впервые... - Что ты ему сказала? - не дав ей договорить, Николас повысил голос. Хартли болезненно сморщилась. - Я стала хвастаться перед ним своей лошадью, а потом пообещала, что обскачу его в два счёта. Наверняка, из моих уст это звучало так забавно... Я пыталась казаться ему упрямой и самоуверенной. Я нарочно подстегивала лошадь, дабы убедить его в своём же своенравии, но этим сделала лишь только хуже. В тот момент мне казалось, что и так помутившийся разум больше не был в моём распоряжении. Прости меня, Николас. Прости за то, что разочаровала. Он напрягся, брови нахмурились, а на лице нервно заходили желваки. Тонкий слой его самообладания дал глубокую трещину и, словно разбитое вдребезги зеркало, рассыпался на мелкие осколки. -