мко хлопнув дверью, остановился посреди пустующего холла. Длинные пальцы нервно впивались в рукоятку хлыста, а грудь вздымалась высоко и часто, будто в утопающего, после нескольких отчаянных попыток наконец-то выбравшегося из воды на берег. Не в силах понять, что же с ним на самом деле происходит, Николас попытался перевести дух, силясь унять охватившее его беспокойство. Убедившись в том, что поблизости никого нет, он скованной неуверенной поступью подошел к приоткрытой двери гостиной комнаты. Всё ещё сомневаясь в благоразумности своих побуждений, Николас потянул ручку на себя и, сощурившись от ударившего в глаза яркого света, почти бесшумно вошёл внутрь. Превозмогая ноющую боль в лодыжке, Хартли молча лежала на тахте, потупив невидящий взор в отделанный лепниной высокий потолок. - Хартли, я... - начал было Николас, но резко замолчал, поймав на себе потухший, но в то же время волнующе проникновенный взгляд. Беспомощная и такая уязвимая, она только одним своим видом вызывала доселе неведомые чувства - заполняя сознание, они разливались по телу пьянящим теплом, и, казалось, проникали в самую душу. - Какая непозволительная дерзость, мистер Макэлрой, - Хартли медленно повернула к нему голову и слабо улыбнулась. Николас многозначительно хмыкнул. Его лицо вдруг засияло, а в глазах засверкала чистая и неподдельная радость, которую не в силах было скрыть. На этот раз оставив все сомнения, с тяжелым сердцем он был вынужден признать, что угодил в ловушку, которую собственноручно смастерил. - Если бы я мог остановить тебя до начала гона, я бы непременно сделал это, - его слова звучали тихо, но оттого не менее уверено. - Хартли, я даже во сне представить себе не мог, что однажды скажу нечто подобное, но... Я себе места не находил, правда. - Ты это видел? - Нет, я был в группе с лордом Джеймсом, - тяжело вздохнув, Николас присел на краешек тахты. - Когда он узнал, что ты упала, его как будто кто-то подменил. Он выглядел таким разгневанным и в то же время сокрушённым, каким мне прежде не доводилось его видеть. Право, Хартли, можешь мне не верить, но ты дорога ему. Дорога, как никто другой. Опершись на мягкую высокую спинку, Хартли отвела взгляд в сторону. - Как хорошо, что он не наблюдал сие жалкое зрелище, - наружу вырвался глупый смешок, о котором она вмиг пожалела. Крепко стиснув хрупкую ладонь, Николас вперил в неё немигающий взор, полный немого укора. Тревожное опасение, что в комнату в любой момент может кто-то войти, скользнуло в сознании и вмиг растворилось с такой же естественной легкостью, с какой растворяется сахар в чашке горячего чая. Здравый смысл, будто корабль с глубокой пробоиной, тонул в пучине сумасбродства, стремительно погружаясь на самое дно. - Думаешь, это смешно? Его взгляд, такой холодный и пронзительный, словно прожигал насквозь. Сердце бешено выбивало ритм. Хартли почувствовала, как к горлу подкатывает неприятный ком - она была готова расплакаться, словно осознавшее свою вину нашкодившее дитя, провалившись в бездну всепоглощающего стыда и нестерпимой горечи. - Нисколько, - сказала она подавленно, опустив голову. - Как бы то ни было, но ты обязана мне всё рассказать, - Николас только сильнее сжимал её руку. - Слышишь? - Порой обстоятельства бывают намного прозаичнее, нежели кажется на первый взгляд, - уклончиво ответила Хартли. - Меня просто понесла лошадь, и я не смогла её остановить. - Ложь, - в его голосе звучали металлические нотки. - Думаешь, я столь наивен, что поверю в эту чепуху? - Ник... - она осеклась, когда это слово сорвалось с её губ, и мучительно покраснела. - Это всё моя вина. Я пренебрегла твоей просьбой и поступила безрассудно. Право, не знаю, какая муха меня укусила, я повела себя так неосмотрительно и так глупо! Мне всего лишь хотелось пасть в глазах мистера Гарленда, хотелось, чтобы он счёл моё поведение вызывающим и оттого недостойным для юной леди, которую он разглядел во мне тогда, когда впервые... - Что ты ему сказала? - не дав ей договорить, Николас повысил голос. Хартли болезненно сморщилась. - Я стала хвастаться перед ним своей лошадью, а потом пообещала, что обскачу его в два счёта. Наверняка, из моих уст это звучало так забавно... Я пыталась казаться ему упрямой и самоуверенной. Я нарочно подстегивала лошадь, дабы убедить его в своём же своенравии, но этим сделала лишь только хуже. В тот момент мне казалось, что и так помутившийся разум больше не был в моём распоряжении. Прости меня, Николас. Прости за то, что разочаровала. Он напрягся, брови нахмурились, а на лице нервно заходили желваки. Тонкий слой его самообладания дал глубокую трещину и, словно разбитое вдребезги зеркало, рассыпался на мелкие осколки. - Господи, Хартли! Какой вздор, какое легкомыслие! - бросив опасливый взгляд в сторону двери, Николас попытался взять себя в руки. - Ты что, возжелала повторить судьбу своего почившего отца? Я не могу в тебе разочароваться, Хартли. И знаешь, почему? Да потому только, что ты всего лишь капризный ребенок, даже не представляющий как это, быть ристалищем для рыцарского поединка двух заклятых врагов, чувства и здравого смысла, когда каждый неверный шаг может дорого тебе обойтись. Когда ты висишь над глубокой пропастью и единственный шанс на спасение - это хрупкая ветка, за которую ты отчаянно и в то же время предельно осторожно цепляешься, дабы не сломать её и не сорваться вниз. Ты ещё не можешь рассуждать мудро и с умом, легко увязая в трясине наивной неопытности и напускного куража, ты путаешься в паутине воображения и яви, принимая желанное за действительность. Воспылавшая в твоей груди надежда притупляет чувство осторожности, она может привести к чему угодно, даже к самому плачевному исходу. Я слишком привязан к тебе, чтобы оставить всё так, как есть, но ради всего святого, услышь меня, - он склонился над ней, обжигая щеки горячим дыханием. -Только молчание и кротость позволит уберечь тебя от себя самой. Уберечь меня, и... - Николас внезапно прервался: имя Рашель вихрем пронеслось у него в голове, вычертив в сознании короткий и хлесткий след. - Прошу, не делай больше необдуманных решений. В ином же случае я просто не смогу ничего сделать. Склонив голову набок, Хартли вся сжалась, будто неоперившийся птенец на пронизывающем холодном ветру. Подавив предательский всхлип, она заслонила рукой лицо и растерялась совершенно, до полной беспомощности, так, как прежде никогда не терялась. - Я так ничтожна и так несовершенна... - едва слышно прошептала она, утирая пальцем скатившуюся по щеке слезу. - Действительно, я всего лишь дитя, не познавшее горечи разочарования и живущее в своём собственном вымышленном мире, в своих иллюзиях и мечтах. Как бы я ни силилась, но я не смогу принять настоящее таким, каким оно есть, и ты помог мне убедиться в этом окончательно. Там, на охоте, я смотрела в лицо мистеру Гарленду, и не могла поверить, что за этой выхоленной и любезной маской скрывается лжец и негодяй, обманувший ни в чём не повинную мисс Рашель Макэлрой. А ведь это она должна быть на моём месте! Я видела твою сестру лишь единожды, но даже за столь короткий промежуток времени успела проникнуться к ней всей душой. Рашель заслуживает лучшего, и я не смогу избавиться от чувства вины до тех пор, пока мистер Гарленд не осознает, что совершает непростительную ошибку. Как я могу помочь ей, Николас? - Хартли вдруг сама поверила в свои слова, вскинув на него взгляд, полный мольбы. - Как? Я не смогу жить с осознанием того, что это я украла её счастье. - О Хартли, - при упоминании дорогого ему имени Николас вдруг смягчился, и губы его изогнулись в лёгкой печальной улыбке. Не в силах подобрать нужные слова, он молча склонился и крепко обнял её за плечи, с несвойственной для него нежностью прижимая к себе. - Смею признать, что написав тебе письмо, я совершил проступок. И знаешь, что самое ужасное? То, что я нисколько не жалею о содеянном. Испытав то, чего никогда не испытывал прежде, я стал заложником собственной слабости. Я жалок, Хартли. Жалок и порочен. Прости меня, я не должен был позволять себе подобную вольность. Прости за то, что слишком увлёкся и подвергал тебя опасности. От тебя будет достаточно лишь одной фразы, дабы разорвать связь и навсегда прекратить это безумие, - плавно отстранившись, Николас внимательно посмотрел на Хартли, наблюдая за тем, как та резко переменилась в лице: казалось, его слова врезались острыми клиньями прямо ей в сердце. - Я готова была пить горечь из чаши смирения до конца своих дней, - в каждом её слове звучал укор, приправленный негодованием и тоскливой досадой. - Но всё изменилось тогда, когда в моей жизни появился ты, настоящий. Иногда я задаюсь вопросом, существовал ли тот прежний Николас Макэлрой, который причинил мне боль? Возможно, он был всего лишь плодом моего воображения. Я не могу быть полностью уверенной, и хочу лишь только одного, чтобы ты помог мне убедиться в этом до конца. Я ни за что, слышишь, ни за что не соглашусь выйти замуж за Питера Гарленда, и причиной этому служит отнюдь не отсутствие трепетных чувств к нему. Я не пойду на этот шаг лишь потому, что никогда не откажусь от тебя, Николас. Во что бы то ни стало. - Ты точно уверена, что я тот, в ком ты так отчаянно нуждаешься? - его вопрос звучал скорее утвердительно, нежели вопросительно. - Несомненно. - Тогда до скорой встречи, мисс Клементайн, - Николас порывисто встал и, галантно п