Раз ночью, когда Джучи-Катэм спал, его разбудил шум незнакомых шагов. В первую минуту он подумал, что пришли за ним, чтобы казнить его, и похолодел от ужаса, но потом в его комнату вошла Ак-Бибэ и бросилась отцу на шею.
– - Ты свободен! -- шептала она. -- Кара-Нингиль ждёт тебя.
– - Что-нибудь случилось? -- спрашивал Джучи-Катэм, не веря собственному счастью.
– - Аланча-хан бежал! -- ответила Ак-Бибэ, опуская глаза. -- Кара-Нингиль позволила ему съездить на охоту, а он бежал. За него войско и весь народ. С минуты на минуту ждут возмущения, а Кара-Нингиль заперлась в своём дворце. Народ забыл её благодеяния, её мудрое правление -- всё.
– - Я этого ожидал, -- задумчиво говорил Джучи-Катэм. -- Так должно было быть.
Кара-Нингиль с нетерпением ожидала в своём дворце появления Джучи-Катэм. Против неё было всё: обласканные ею князья, войско, народ. Пока Джучи-Катэм находился в заключении, сторонники Узун-хана делали своё тёмное дело на свободе. Она узнала обо всём последняя. Аланча-хан выпросил её позволение съездить на охоту и бежал. О, как он её умолял и она поверила его клятвам! Но было одно хорошо, до конца она осталась для него простою аячкой и не выдала своего настоящего имени.
Когда явился во дворец Джучи-Катэм. Кара-Нингиль приняла его спокойная и гордая, какою он знал её всегда.
– - Ты свободен, Джучи-Катэм, -- сказала она, -- и подумай о своём спасении. Войска передались на сторону Аланча-хана.
– - Царица, я умру вместе с тобой, -- ответил Джучи-Катэм. -- Счастье изменчиво, но мы ещё увидим, как справится этот мальчишка с Джучи-Катэм… Проклятое отродье Узун-хана узнает меня.
– - Делай, что хочешь и как хочешь, -- решила Кара-Нингиль. -- Я виновата пред тобою.
– - Разве солнце может быть виновато, что ослепляет наши слабые глаза?
Джучи-Катэм рассчитывал на своё прежнее влияние на народ, но он в этом ошибся так же жестоко, как Кара-Нингиль в Аланча-хане. Народ успел забыть Джучи-Катэм и с нетерпением ждал, когда Аланча-хан подступит с войском к Зелёному Городу. В каждом Джучи-Катэм теперь видел изменника и недостало бы верёвок, чтобы их перевесить. Уучи-Буш в числе других перешёл тоже на сторону Аланча-хана и теперь воспевал его, как раньше воспевал Кара-Нингиль. Надежды на спасение с каждым днём оставалось всё меньше и меньше, а Аланча-хан с каждым днём был всё ближе и ближе. Ему, как победителю, сдавались один город за другим, и число войска увеличивалось с каждым шагом вперёд. Уже в самом Зелёном Городе появились возмутительные листы нового хана, написанные рукою Уучи-Буш.
– - Теперь всё кончено, -- сказал Джучи-Катэм, убедившись в тщетности всех своих усилий.
Это известие Кара-Нингиль выслушала совершенно равнодушно, точно всё так и должно было быть. Всё равно, прошлого не воротишь а о будущем она старалась не думать.
– - Нужно бежать, царица, -- говорил Джучи-Катэм. -- Аланча-хан подступит с юга, а мы уйдём на север.
– - В Чолпан-Тау? -- обрадовалась Кара-Нингиль. -- Может быть, ещё и Байгыр-хан жив, и я увижу его… О, скорее, скорее!..
Алтын-Тюлгю давно скрылась, и её даже не разыскивали. Джучи-Катэм решился бежать втроём: он, Кара-Нингиль и Ак-Бибэ. В ханской конюшне он сам выбрал шесть лучших аргамаков, чтобы бежать о дву-конь. Кара-Нингиль надела то самое платье, в котором её привезли в Чолпан-Тау, и ничего не взяли из ханских сокровищ. Для чего ей богатство, наряды и роскошь, когда сердце разбито? Она не согласилась бы бежать, если бы не желание увидеть в последний раз милые горы, где она выросла, и желание обнять ещё раз Байгыр-хана. Ведь умереть не всё ли равно где?.. Один Джучи-Катэм не думал о смерти, а, напротив, жизнь ему только что начала улыбаться. Он увезёт Кара-Нингиль далеко-далеко, и она опять полюбит его. В любом соседнем государстве его примут с радостью и он отмстит Аланча-хану за его измену.
Беглецы ушли из Зелёного Города тёмною ночью, когда дремала вся городская стража. Впереди летел сам Джучи-Катэм, а за ним уже ехали Кара-Нингиль и Ак-Бибэ. Так они мчались два дня и две ночи, пока не достигли Чолпан-Тау.
– - Теперь мы дома, -- говорил радостно Джучи-Катэм. -- Аланча-хану нужно ещё идти неделю, прежде чем он нас догонит. Отдохнём у Байгыр-хана и опять в путь, через Голодную Степь.
Кара-Нингиль молчала. Её занимало больше всего то, что где они не проезжали, все цветы умирали сейчас же, точно за ними по пятам летела сама смерть. Это было страшное проклятие, которое она уносила с собой из Зелёного Города.
– - Что ты молчишь, царица? -- спрашивала ласково Джучи-Катэм.
– - Я не царица, а Кара-Нингиль… Царица умерла… там, в Зелёном Городе умерла.
Байгыр-хан сначала не узнал беглецов, а потом обрадовался. Раньше борода у него была белая, потом пожелтела, а сейчас была зелёная, как мох, которым обрастали деревья на Чолпан-Тау.
– - Мы в гости приехали, -- сказал Джучи-Катэм. -- Кара-Нингиль соскучилась по тебе.
Старик посмотрел столетними глазами на Джучи-Катэм и только покачал головой: царицы о дву-конь не ездят. Потом Джучи-Катэм рассказал всё Байгыр-хану и ничего не скрыл.
– - Наши несчастья только велики для нас самих, а если смотреть на них издали, то делаются всё меньше и меньше, -- ответил старик. -- Был Узун-хан, была Кара-Нингиль, теперь Аланча-хан, а после него кто-нибудь другой… Весной одна трава, осенью другая, а на будущее лето третья. Труднее всего быть царём для самого себя… и бояться нужно тоже одного себя.
Сначала Кара-Нингиль обрадовалась, когда увидела Байгыр-хана, пещеру, в которой жила с ним маленькою девочкой, Кузь-Тау с её развалиной на самой вершине и все те места, где бегала беззаботным ребёнком. На горах цветов не было, и это её радовало: нечему умирать при её появлении. Кузь-Тау стояла голою каменистою шапкой, и по ней едва лепились только чахлые кустики. Но потом в Кара-Нингиль сделалась опять такою задумчивой и совсем равнодушной. Она любила сидеть у огня и смотреть туда, далеко вниз, где разлеглась жёлтым ковром Голодная Степь, а потом припоминала те песни, которые когда-то пел ей Байгыр-хан.
Через два дня, когда лошади отдохнули, Джучи-Катэм сказал:
– - Кара-Нингиль, пора ехать.
– - Куда? -- удивилась Кара-Нингиль. -- Я останусь здесь с Байгыр-ханом, а ты уедешь с Ак-Бибэ…
У Джучи-Катэм опустились руки. Как он ни уговаривал, как ни упрашивал, как ни умолял Кара-Нингиль, она оставалась непреклонною.
– - Мне здесь хорошо, -- повторяла она упрямо одно и то же.
– - Царица, опомнись!
– - Я уже опомнилась.
– - Ведь, каждый час дорог… Если тебе не жаль себя, то пожалей меня с Ак-Бибэ.
– - Оставьте меня одну, а сами спасайтесь…
Джучи-Катэм со слезами умолял Кара-Нингиль, но она была равнодушна и к слезам.
– - А! так ты вот как поступаешь со мной? -- зарычал он на неё в страшной ярости, как раненый зверь. -- Тогда я свяжу тебя, как упрямую овцу, и увезу насильно!
– - Вяжи, если твоя рука подымется на такое дело, но я живая не дамся.
– - О, когда так, то я тебе сделаю самое страшное, Кара-Нингиль… Клянусь тебе моею седою бородой, что сделаю то, о чём ты и не думала.
– - Что же ты сделаешь?
– - Что я сделаю?.. Я останусь здесь с тобой и буду ждать и своей, и твоей смерти. Аланча-хан безжалостно убьёт обоих, но я постараюсь умереть раньше, чтобы ты видела мою смерть и казнилась… Ты этого сама хочешь, Кара-Нингиль!..
Теперь Кара-Нингиль со слезами умоляла Джучи-Катэм бежать, пока есть время, а её оставить здесь, но Джучи-Катэм оставался непреклонным, как скала.
Прошёл день, прошёл другой, а Кара-Нингиль оставалась совсем равнодушною к увеличивавшейся опасности. Ей было только жаль Ак-Бибэ, которая старалась плакать потихоньку от всех, -- ведь, Ак-Бибэ была ещё так молода и ей так хотелось жить.