Свет керосиновой лампы осветил на ступеньках парадной лестницы следы крови, которые дорожкой тянулись в сторону кухни, расположившейся за дубовой дверью справа от главного входа. Сглотнув от легкой нервозности, Эрван начал идти по следам, понимая, что беспокойство никуда не делось, оно все еще было при нем и желало лишь одного — поскорее покинуть это пугающее до потери пульса место. Но Эрван продолжал идти. Возможно, им двигала мысль, что терять больше нечего, что его путь уже давно завершен, а это всего лишь существование за финишной чертой, где уже нет ничего, что могло бы остановить его или заставить бежать. Его путь окончился, а то, что происходит в данный момент времени всего лишь что-то бессмысленное и туманное. Поэтому ему было все равно, что ждет в глубинах тьмы, он лишь надеялся на хорошее, хотя не понимал, чем это хорошее может оказаться на самом деле.
Может, он искал собственную смерть, которая просто забыла про него? Возможно. Но даже Эрван не был в состоянии объяснить причину своих действий, он просто шел по следу, следовал за кровью, которая должна привести его к чему-то, что он не в состоянии ни представить, ни даже понять.
Стоны вернулись, они были такими тихими, что могли с легкостью слиться с раскатами грома, но слух Эрвана был в состоянии их выделить среди прочего шума и направиться на его зов. Он приближался к двери кухни все ближе и ближе. Стоны перешли в замирающие всхлипы, жалостливый плач, но все эти человеческие звуки уходили куда-то вдаль, какая-то неведомая сила не давала Эрвану приблизиться к ним.
Но вот перед ним выросла дверь, расчистившись от тьмы, и дала Эрвану возможность нажать на ее ручку и открыть путь внутрь, где расположилась просторная кухня, пропахшая ароматом испорченных продуктов и плесени. Когда Эрван вошел туда, то под свет его лампы тут же попались разбросанные по полу гнилые овощи, рассыпанные специи и вдребезги разбитая посуда, на которую тот случайно наступил, создав неприятный шум. Возможно, весь этот беспорядок когда-то мог в целостном состоянии оказаться на праздничном столе, но сейчас он был лишь частью окружения и вызывал только чувство жалости и отвращения, от которого невозможно было избавиться. Все было в таком состоянии, будто по кухне прошелся мощный торнадо, не пощадивший ничего, кроме мебели, продолжавшей стоять на своих законных местах.
Женские стоны стали слышаться все отчетливее и казалось, что их автор лежит где-то прямо под ногами, но глаза Эрвана не могли никого среди этого беспорядка разглядеть.
— Пожалуйста, помогите… Пожалуйста… — прохрипела женщина и внезапно затихла, издав громкий возглас, словно ее пронзила острая боль, окончательно лишившая ее чувств, а возможно и жизни.
— Где вы? Я вас не вижу, — в панике стал освещать все подряд керосиновой лампой тот, но никакой женщины не смог увидеть. Здесь было совершенно пусто.
И когда Эрван, полностью отчаявшись и потеряв какую-либо надежду на то, что что-то может измениться в лучшую сторону, как нежданно-негаданно раздалось голодное звериное рычание, сопровождавшееся звуками рвущейся человеческой плоти и поедания сырой пищи.
Эрван был парализован ужасом и стоял на месте, боясь шелохнуться. Аромат смерти полностью лишил его дара речи и сил, он просто наблюдал за всем этим кошмаром, которые царил вокруг. Теперь он видел ее, видел, как она умирает на его глазах. Лицо этой женщины уже невозможно было увидеть, оно было изуродовано зубами и лишилось прелестных черт, когда-то украшавших его. Неведомое существо, напоминающее со спины до боли тощего мужчину, поедало человеческую плоть с такой жадностью и усердием, что даже не сразу заметило присутствие Эрвана. Лишь когда свет керосиновой лампы осветил его спину, оно, будто его это обожгло, обернулось и с яростным криком испепелило своими узкими маленькими глазками юношу. Это был человек с азиатскими чертами лица, все его лицо покрывала свежая кровь, стекавшая по подбородку вниз. Мужчина был полностью обнажен и этот факт ничуть не смущал его, казалось, наоборот делал более уверенным в себе.
— Прочь! — прокричал он, бешеными глазками смотря на Эрвана, почти на четвереньках приближаясь к нему. — Прочь!!!
Эрван сделал шаг назад и автоматически выставил нож перед собой, громко дыша от накалившейся ситуации. Образ этого мужчины вызывал у него только чувство отвращения и некоего ужаса, но никаких чувств жалости Эрван не мог испытывать к этому дикому и бесчувственному созданию.
— Ты боишься меня, мальчик? — захихикал мужчина, все также медленно приближаясь к Эрвану на четвереньках. — Боишься?!!! Страх парализовал тебя, глупец! Ты слаб, ты – ничтожество!
— Кто ты такой? Что это за место?
— О, хотел бы я знать. Ты голоден, мальчик? Хочешь отведать теплого мяса?
— Не подходи ко мне, — стиснув зубы, прошептал Эрван и покрепче сжал в руке нож, чувствуя непередаваемое желание убить этого уродливого человека.
— Жажда крови. Как она облюбовала эти стены. Ну же! Убей меня! Только сначала дай мне отведать твоей крови. Я чувствую ее сладкий аромат.
Мужчина впервые за время их сомнительного знакомства поднялся на ноги, показав свое тело во всей красе. Он был таким тощим и бледным, что напоминал живой скелет, обтянутый высохшим пергаментом.
— Посмотри на меня! — закричал мужчина. — Посмотри на меня! В кого меня превратил этот проклятый дом, кем я стал. Мы заперты здесь, заперты навечно. Отсюда нет выхода. Только убийство в силах освободить нас. Но я не смог. Не смог выбраться… Я заключенный… Я хочу есть… Дай мне убить тебя, дай насладиться вкусом твоей плоти. Это будет не слишком больно, обещаю.
— Не подходи ко мне! — в панике сделал шаг назад Эрван и впился рукой в свой нож, готовясь сделать смертельный удар в любой момент.
Мужчина ухмыльнулся и без предупреждения бросился на потерявшего бдительность парня, не обращая внимания на то, что у того в руке был нож. Его не пугала смерть, он, как и Эрван, искал ее, тщательно и безрезультатно, это и объясняло его полное бесстрашие перед ней, которое так напугало сбитого с ног молодого человека, оказавшегося под довольно тяжелым телом уродливого мужчины. Нож выскользнул из его рук, и это дал спятившему азиату совершить желанное действие. Юноша почувствовал, как зубы противника впились в ногу, разорвали кожу и выпустили кровь наружу, разнося по всему телу чувство нестерпимой боли, вырвавшейся наружу с громким криком, полным слез и отчаяния. Эрван из последних сил ударил не успевшей стать лакомством ногой мужчину прямо в лицо, измазанное кровью, и в спешке отполз назад, успев схватить выпавший из его руки нож. Но жаждущего крови психопата это не остановило. Он собрал все свои неисчерпаемые силы и, словно озверевшая собака, прыгнул на пытавшегося добраться на одной ноге до выхода Эрвана, снова вынуждая того упасть на пол. Радостно хихикнув, безумец тянет юношу за одну ногу в темный угол, где лежала его первая жертва, но встретил сопротивление. Эрван сделал выпад вперед и вонзил нож прямо в его руку, но это не принесло ощутимого результата, кроме пары мгновений, хвативших на то, чтобы подняться и отбежать к плите. Но мужчина не почувствовал никакой боли. Она его забавляла и доставляла непередаваемое удовольствие, являлась источником силы, пищи и мыслей. Он жил болью и не сможет остановиться убивать. Эрван это прочел в его безумных глазах, налитых кровью и голодом.
Мужчина настиг убегающего на одной ноге Эрвана за пару минут и, хватая за шиворот, бросил на плиту, придавливая его горло своим костлявым локтем.
— Бежать бесполезно, ты пленник этого дома. Поблагодари же его за гостеприимство.
Эрван издал стон от полученной боли и, жадно хватая воздух, замахнулся над своим противником ножом, но быстро встретил сопротивление, и его рука была резко остановлена, лишившись единственного оружия.
— Ты слишком слаб, чтобы меня убить. Ты не достоин того, чтобы покинуть этот дом.