— Истина, указанная атабеком Мелик-шаха, свята, как любая сура корана. Но я предлагаю снять с барана не шкуру, а лишь состричь с него шерсть, которая на следующий год отрастет еще гуще. Надо не разорять походом Самарканд, а взять с него большой выкуп. О, величайший! — склоняясь, обратился визирь к султану. — Даже барсы в горах берут добычу лишь для утоления голода, оставляя остальных архаров тучнеть до другой охоты. Одни лишь презренные волки рвут добычу, обезумев от крови и жадности В послании Арслан-хана есть истоки святой мудрости.
— Кому дано право считать воинов султана султанов волками, обезумевшими от крови и жадности? — перебил его эмир Кумач. — Не слушай его, о, могучий властелин! Устами визиря гласит сама трусость. Кто может поучать солнцеподобного?! Презрение трусам! — воскликнул Кумач, падая перед султаном на колени.
Санджар милостливо коснулся рукой его головы.
— Боевые знамена гордо развернуты, мечи храбро обнажены! — продолжал Кумач. — Не дай же, мудрый султан, ломать крылья новых боевых побед. Разве твои львы не достойны громких почестей! Что скажут в Мекке, в Дели? Что подумают в Византии? Нет, меч великих сельджуки-дов не затупился! Не приказывай же, о величайший, свертывать и позорить боевое знамя, славы и побед!
Санджар мрачно смотрел через приподнятый полог шатра на Джейхун. Он видел, как отряд всадников накинулся на старика у лодки. Видел, как блеснул на солнце топор.
«О, всесильное небо, — подумал он про себя, — ты одно вершишь судьбы… В твоих руках удел каждого. Сердце твоего раба разрывается в поисках мудрого решения. Но чувство злобы не дает мне покоя. И сладкие слова о разорении Самарканда отягощают руку, желающую отменить поход. Вознагради же меня, святое небо, правильным решением!
Санджар понимал, что землепашцы давно бы размозжили головы, закованные в шлемы. Давно бы взялись за серпы, зная, как дорого обходится содержание огромной армии. Эмир Кумач был прав — аль-Мулк учил содержать войско за счет набегов и походов, но прав и визирь: разграбив Самарканд, мы сдерем шкуру с барана. Санджар прикрыл глаза рукою. Новая мысль не давала покоя.
«Бросив войско на Самарканд, я раздавлю каракурта, который готов темной ночью забраться на мое одеяло и ужалить». Султан побледнел от этой мысли.
— Величайший! — заламывая руки, продолжал визирь, — Мелик шах — сеятель наук и ремесла, создатель академии и покровитель художеств завещал обходиться с подданными так, чтобы они воспевали своего покровителя. — Но тут же визирь понял по движению губ султана, что тот принял уже какое-то решение, и замолчал.
Понял это и эмир Кумач Он заговорил с надеждой на внимание султана:
— Боевые орлы чистят клювы. Они лишат крови и сил твоего врага. Прикажи нам, всемогущий, и славные тысячи своими мечами напишут новую страницу в книге твоей славы. Прикажи, умрем с честью за тебя!
Санджар вышел из шатра. Телохранители скатывали ковры, разбирали шатры Стража седлала лошадей, укладывая утварь на плоты.
В ложбинке воин, украшенный шкурой барса, ловко свежевал тушу барана, подведенную за ноги к седлу верблюда. Султан, засучив рукава, взял у Ягмура нож и, завязав кожу на шее барана, вставил под нее камышинку. Натужившись, начал с силой дуть. Визирь ал Фадл подошел с серебряным тазом, наполненным водой.
— Величайший!..
— Правильно ли я понял твои желания, наш единственный, — перебил его амир Кумач, показывая на тушу, — барана надо обдирать!..
На побледневшем лице главного визиря было написано одно желание — своего противника победить, и он не уступал коварному сопернику.
— Слава меча грозного Мерва не только в страхе, мой повелитель, — вкрадчиво проговорил визирь. — Тяжела рука грозного Мерва, об этом знают в странах, где восходит солнце, и в странах, где оно садится. Но вспомни единожды сказавшего: бойся того, кто тебя боится!.. Народ Хорезма был всегда опорой твого трона. Но крепка ли будет опора, питающаяся милостыней?
— Ал Фадл! — окликнул визиря эмир Кумач. — Мне стыдно слушать тебя. Трусость затмила твои глаза. О чем ты говоришь? Когда пес жиреет, он плохо слушает хозяина на охоте. Арслан-хан хочет восстановить Пейкенд (Пейкенд — город Средней Азии, игравший важную роль в торговле), он возводит самые крупные стены в крепостях. А крепкий орленок опора охотника, но горе ему, если вовремя не наденет на глаза хищника кожаный колпак. Владыка, голос твоих предков, славных огузов слышу я: «всякого, кто не склонит голову — настигни, разграбь, разори и сделай покорным и послушным!..»
— Но горе ослабевшему, чьи сборщики в дни великих битв уже не смогут собирать с подданных горсть золотых монет, — перебил Кумача визирь.