Санджар молчал, продолжая надувать через камышинку жирного барана. Постепенно воздух отделял шкуру от мяса.
Ягмур не отрывал глаз от султана, удивляясь его силе, ловкости и знанию своего дела.
— Держи, — приказал султан молодому воину.
Ягмур ловко перехватил камышинку, прикрывая отверстие пальцем. По лицу Санджара струился пот.
— Но Мелик-шах пожаловал титул наместника тюрк-скому рабу Ануш-Тегижу не для того, чтобы в лице Самарканда видеть своего врага, — твердил свое визирь.
Эмир перебил:
— Ты воспеваешь Самарканд, забывая про то, как часто он увозит в хурджунах золото, которое по закону должно доставаться воинам Мерва. Гнев и презрение должны бушевать в тех, кто видит, как злодей подлого происхождения был возвышен, а теперь готовит измену.
— В послании Арслан-хана мы этого не услышали, — сказал, словно подбросив дров в огонь, султан.
— Величайший, это можно прочесть в действиях горожан. Меня удивляют визири. В народе говорят: рука руку моет…
— Ты хочешь сказать: обе руки обмывают мое лицо? — отозвался султан.
Визирь побледнел еще больше. Рука его нащупала кинжал. Сторонники эмира Кумача плотнее сгрудились около предводителя.
— Небо будет судьей, если искренность не руководит мною в эту тяжелую для государства минуту, — ответил визирь. Но и он, и все окружающие поняли, что поединок им проигран. И все-таки ал Фадл решил сопротивляться до конца. — Но разве не Арслан-хан тридцать лет подряд приезжает в Мерв на великое преклонение, щедро пополняя казну государства? Не он ли беззубой черепахой ползает перед троном, не зная, чем отблагодарить судьбу за назначение их рода на должность правителя Самарканда?
— А ты хотел, чтобы я возил подарки в Самарканд, мой славный визирь? — усмехнулся Санджар.
И эта улыбка напомнила визирю улыбку, которой сул-тан наградил борца-победителя в ту ночь на Мургабе. Ошарашенный визирь упал на колени.
— Слава нашему непобедимому! — крикнул эмир Кумач.
— Слава! — дружно выдохнули его соратники.
— Веди нас! — подхватил эмир Кумач. — На Самарканд!
— Веди! — подхватили прислужники, и десятки мечей заискрились над головой.
Санджар молча посмотрел на приближенных. Поднял руку. Воины успокоились, вложив мечи в ножны.
— Славные богатыри! Сегодня, благодаря небу, я узнал мысли и желания ваших отважных сердец.
— Слава тебе, опора ислама! — крикнул эмир Кумач.
— Слава! — подхватил Каймаз.
— Слава! — донеслось с ковров. Султан поднял руки к небу.
— Вижу вашу преданность. А теперь остудите разгоряченные груди соком виноградников Мерва, — султан высоко поднял резную чашу. И снова зазвенели медь и серебро, задымилось на деревянных блюдах мясо, сдобренное травами с гор богатой и далекой Армении.
Дважды выходил визирь из шатра, косясь в сторону Джейхуна. И оба раза видел, что переправа продолжалась. Из-за барханов прибывали и прибывали новые сотни и тысячи с тяжелыми бунчуками, украшенными конскими хвостами.
— Слава аллаху! — загадочно улыбался он. — Поход состоится.
— Мой господин, — предупредил визиря, высунувшийся из шатра горбун, — будьте осторожны. Эмиры, жаждущие наживы, замышляют против вас грязные дела…
— Иди и смотри за ними, не спуская глаз. Доноси обо всем быстро…
— Все это понятно, но рядом с нами воин в барсовой шкуре.
— Знаю. Я пошлю его к переправе.
— В шатре приготовлен панцырь. Прикройте грудь.
— Спасибо, жди меня…
«Ястреб всегда бьет фазанов по одному, — зло подумал визирь, — но он боится нападать на грачей, встречающих его всей стаей. Презренный Кумач — пастух, ты считаешь, что выбил меня из седла, подарив султану этого несчастного с лицом падшей продажной женщины?.. Но мало ведь пока кто знает, что ты задумал против султана. Клянусь, в нужную минуту я обоим объявлю мат. И палач наденет на твои ноги мешки с голодными крысами!.. А ты, презренный тупоумец, не видящий дальше винного бокала ничего, сломаешь шею под клич своих железноголовых. Иди на Самарканд! И если я проиграю сегодня, то твои силы иссякнут завтра. Грызи Самарканд! И помни, что в этой еде — яд… Кумач, любимый Кумач, мечтает о твоем, султан, троне. Да, я спорю, чтобы этим спором вызвать и подогреть поход на Самарканд, по пути к которому мой управляющий уже готовит торговые палатки. Награбленное потечет в мои подвалы. Ты не снял шкуру с барана, что висит на верблюде, но чует мое сердце, ты бросишь ее к ногам своих воинов. Я этого добьюсь, или не быть мне ал Фадлом.»— Визирь страстно поднял руки к небу.