И снова два горячих жеребца рванулись- по такыру, манившему уставших путников к цветущей равнине, на которой, как рыцарь, возвышался замок.
В Амуле, строгая и молчаливая Аджап свернула в квартал сундучников, где жил друг ее отца. Дочь писаря великого султана здесь встретили радостно и богато; под развесистым тутовником расстелили дорогие ковры. Хозяину дома было приятно, что девица из знатной семьи, ездившая в Самарканд читать старинные книги и слушать самых образованных шейхов вселенной, не побрезговала его очагом. После крепкого вина он развалился на подушках и выслушал Аджап, которую знобило после переправы через Джейхун.
— Значит, ты не поверил дочери моего друга? — вдруг обратился хозяин дома к молодому гостю. — Не веришь… кто напьется воды в Каракумах, умирать приедет на нашу землю… Значит, не хочешь поверить?
Ягмур молча улыбнулся.
— Тогда послушай, юноша, что я тебе расскажу… Один из полководцев Искандера двурогого как-то возвращался из дальнего похода. Несколько дней во рту у воина не было ни капли воды. И вот воин, посланный к горам, привез свежую зеленую веточку. Увидев ее, греки заторопили коней.
Поблизости оказался родничок. У этого холодного источника они восславили за щедрость богов. И вдруг перед ними появился старец.
— Стойте! — крикнул он, подняв руки в знак приветствия. — Не пейте!.. Молодым воином я тоже испил из этого источника и навсегда остался здесь жить.
Хвастливые воины не поверили старику. Посмеялись над ним. А когда Искандер двурогий проходил по отрогам Копет-Дага, один из его полководцев, не поверивший седобородому старцу, вскоре был ранен у ручья и остался в горах со своими слугами и женщинами… Вот так в наших горах появился народ моего племени, который был назван но-хурли. — Так старик закончил свой рассказ, пристально всматриваясь в лицо воина.
И Ягмур понял, что настало время рассказать гостеприимным хозяевам о своей судьбе.
ДВАДЦАТЬ ШЕКЕЛЕЙ СЕРЕБРА
…Жил у стен Балха сторож соборной мечети. В сраженьях с рыцарями первого крестового похода он получил рану, которая долго гноилась. Лекарь главной мечети прикладывал к этой ране чай и пепел, растирал с пометом слепой собаки. Но даже такие изысканные лекарства не помогли. Сторож умер. Служители мечети долго заботились о его большой семье. Но имам провинился перед эмиром Кумачом и дела мечети пошли на убыль. Писарь, выдававший еду и материю семье сторожа, однажды закрыл ворота перед овдовевшей женщиной.
Жене сторожа было трудно кормить восемь ртов. Вскоре на базаре у еврейских ворот состоялась сделка и была написана купчая, в которой говорилось, что сына сторожа Игдыра, по имени Ягмур, купил у его матери Син-Нури купец Бальмунамхе. За этого парня он отвесил ей двенадцать шекелей серебра. А мать поклялась могущественным эмиром перед… почтенным ювелиром Иби-Плабратом, перед птицеловом Син-Галимом в том, что в будущем она не предъявит претензий.
Так Ягмур попал в руки купца Бальмунамхе, который продал его в огромное поместье под Самаркандом.
Долгий путь проделал Ягмур пешком, пока добирался до неведомого города. У больших, кованых железными брусьями ворот Ягмура обыскали. Стражник нагнул мальчика к наковальне и ловко заклепал бронзовый ошейник.
На большом дворе, выложенном тесаными каменными глыбами, Ягмур осмотрелся. На выступах глинобитной стены, в железном кованом шлеме, с широким щитом из кожи носорога, стоял высокий кара-китай, опираясь на тяжелое копье. На склонах холма виднелись норы — жилища рабов.
Привратник — перс кивнул головой, указал на крайнюю дыру.
— Располагайся пока здесь, а когда взойдет луна и вернутся рабы, мы найдем тебе новое место.
В норе Ягмур увидел каменное ложе, два глиняных черпака и охапку сухих листьев.
Хозяином этой коморки оказался пожилой плавильщик серебра. Старик очень обрадовался парню. Он достал зарытую в сухие листья ячменную лепешку и разделил на двоих.
— По чертам лица, сын мой, я вижу, что ты, как и я — огуз. Разделим этот скромный обед и воздадим хвалу всевышнему за то, что мы еще целы и здоровы!..
Старик долго расспрашивал Ягмура о родине, о Балхе. Сам он когда-то попал в плен к кара-китаям, а те продали его персидским купцам.
С этого дня Ягмур стал учиться плавить серебро. Мастер охотно делился секретами своего ремесла.
Стояла жара. И у печей, где варилось серебро, казалось, кожу поливали кипятком. Почти всю прошедшую ночь мастер работал: хозяин специальным гонцом возвестил, чтобы срочно выслали новые слитки.