А старик, прикрыв глаза и выше завернув правый рукав халата, напевал все громче. Он пел о хане вольных степняков — Огузе, который однажды, находясь на охоте, нашел золотой лук и три стрелы…
— Умные дети всегда должны слушать своих родителей. И до седин кланяться своим предкам, — так закончил певец свою воинственную, сердечную песню.
Многие из присутствующий на совете поняли тайный замысел певца. Понял это и Онгон.
А певец, вольный, как ветер, голосом сильным и звонким продолжал рассказывать о великом предке пастухов.
— Огуз-хан, найдя золотой лук, передал его старшим трем сыновьям, а стрелы — трем младшим сыновьям. Он приказал им, чтобы все племена, которые произойдут от сыновей, и потомки их составили правое крыло войска. Остальным — младшим, тем, кому дал хан Огуз стрелы и назвал их «Уч-ук», он поручал левое крыло… А так как правая рука выше, — пел старик, — то стрелы должны быть у лука посланниками. В каждую сторону лук направляет стрелы, свистом пугающие всех врагов наших. Летят золотые стрелы наших тюменей, и все двадцать четыре рода должны одерживать победы!..
— Эй, кто там! — крикнул Онгон. — Введите того, кто всколыхнул мое сердце.
Два телохранителя, осторожно подхватив под руки старика, почти внесли его в шатер и опустили перед ханом.
Старик низко опустил бритую, повязанную платком голову и прижал руку к сердцу.
— Какого ты рода? — спросил бек, подавая старцу чашу свежего кумыса.
— Я сын своего народа, мой господин. Моя мать — степь, отец — свободный ветер. А песни мне пели и передали табунщики, вскормленные молоком вольных кобылиц!..
— Не перепутал ли ты дороги, остановившись у ханского шатра?
— Все дороги ведут в священные дали загробной жизни, мой господин, — гордо ответил абу Муслим. — Гонимый вечным ветром поисков нового, я был там, где великий Джейхун разливается в широкий Оксиан (Оксиан — Аральское море). И пел песни огу-зам, сеющим ячмень и просо.
— Что не дает тебе, почтенный старец, покоя на этой просторной земле?
— Еще вчера в народе прошел слух, что на каменном взгорье, в шатре, где стоит знак Онгона, соберется совет мудрых, чтобы решить судьбу четырех тысяч огузских шатров. Послушай, абу Муслим, сказал я себе. Твои глаза видели много перед тем, как надеть плащ дервиша. Тебя покрыла пыль тридцати государств, ты видел священные стены Каабы… Ты познал тайны зиндана султана султанов и сумел подобно мокрице ускользнуть из крепких рук палача, ища спасения среди вольных огузов.
— Ты посягал на жизнь сельджукида из Мерва?
— Нет, хотел чтобы восторжествовала истина. А к твоему шатру, мой господин, я пришел и спел песню, чтобы напомнить совету мудрых о величии наших славных дедов. И если я мог усилить в ваших сердцах стремление к победе, то считаю, что сегодняшний день был дарован нам самим аллахом!
Присутствующие заволновались, сверкнули клинки ножей.
— Смерть врагу!
— Смерть султану Санджару!
— Да придет к нам победа в завтрашнем сражении!
— Будем достойными своих предков!
В это время Джавалдур шепнул абу Муслиму:
— Если светлейший желает увидеть спасенного им юношу, нашего славного воина Ягмура, он найдет его на склоне холма, у коновязи.
Дервиш осторожно прополз между разгоряченными воинами и скрылся за тяжелым пологом шатра, где все яростнее раздавались боевые кличи и звенело боевое оружие.
СОВЕТ СТАРЕЙШИН
— Впереди горы. По бокам — горы. Идти дальше некуда!..
— Надо драться!
— Но тогда мы можем потерять сотни тысяч овец! — загудели те, кто сидел ближе к беку.
— Один Чепни хочет воевать, чтобы закрыть дыры в своей рваной кибитке.
— Тише, доблестные! — пытался приостановить родоначальников бек. Но шум все нарастал.
— Вах, смотрите на него! Он боится выглянуть из-под одеяла своей толстой жены!
— У султана Санджара втрое больше войск! Он уничтожит нас, как стадо баранов, — разливая напиток, приподнялся Онгон. — Надо быть глупцом, чтобы поднять меч против могучего Санджара.
— Твой совет — горсть навоза! — обиделся его сосед Чепни. — Ты всегда был трусом. Только острый меч спасет нас!