Он думал, что хотел бы никогда больше не видеть её лица, но стоило им встретиться взглядом, как он понял, что всё это время жил одной единственной надеждой — увидеть её снова, услышать её голос, коснуться её лица… Он почти почувствовал, будто начинает дышать, будто сердце начинает биться… он презирал себя как никогда прежде…
Разве мало она пострадала из-за его глупости и гордыни?! Зачем, зачем она только вернулась?!
«Беги! Беги отсюда как можно дальше, любимая…»
Через час или около того они вышли из города, свернули с дороги и принялись карабкаться вверх по узкой и каменистой горной тропе. Скоро их обступил непроглядный ночной лес, откуда поминутно доносился дерущий за душу вой, от которого внутренности, казалось, стягивались в тугой узел.
Пошел дождь. От этого стало ещё темнее, и лес вокруг наполнился шелестом и шорохом. Будто её слёзы превысили возможности ветра, и на землю обрушилось всё то, что копилось в нём столетиями.
С Ксюшей творилось что-то странное. Она будто всё знала наперёд и одновременно не хотела ничего знать. Множество объяснений происходящего роилось у неё в голове. Однако девушка не воспринимала их всерьёз. В самой глубине души Ксюша знала, что существует одно единственное объяснение. Но увидеть его ей мешал страх.
Страх сковывал, мешая не только думать, но и двигаться, каждый шаг давался невыносимо трудно — хотелось зажмуриться, зажать уши и замереть. Замереть, потому что бежать не было смысла. И центром, осью, на которую наматывался дождь и её страх, была черная фигура, идущая впереди. Странная, страшная, несгибаемая фигура. Было что-то мертвенное или мертвящее в её спутнике, казалось, нездешний холод окутывал его. Даже выражение «могильный холод» было бы для этого чувства слишком тёплым.
Но странным образом эта же фигура была источником надежды и…
Словно некая живая сила угнездилась в центре этого темного ледяного кокона. Словно слабый свет пробивался сквозь него, не разгораясь и не угасая — слегка трепещущий, но ровный огонёк. Ксюша прикрыла глаза, ощущая, что и в ней самой горит точно такой же огонёк. Между ним и тем огоньком, что впереди, были холод и ночь. Ничто не соединяло их, и они даже не тянулись друг к другу, но всё же непостижимым образом они были вместе, были единым целым.
В этот момент из-за стены деревьев на Ксюшу уставились горящие красные глаза. Картину дополняла оскаленная, истекающая слюнями пасть.
Прежде чем девушка успела хоть бы пискнуть от ужаса, Его Сиятельство оказался рядом, мрачно посмотрел в глаза твари.
— Пошел отсюда, — шикнул он, и тварь исчезла в чаще. — К слову сказать, мое имя Дормедонт Александрович, а Ваше?
— Ксюша.
Дормедонт Александрович улыбнулся и вопросительно поднял брови:
— А отца у Вас нет?
— Не такая я старая, чтоб называть меня по имени-отчеству, — поджала губы Ксюша.
Она стремилась продлить разговор как можно дольше в надежде, что за это время справится со страхом. В конце концов, может быть, Даша просто решила так её разыграть и наняла актеров. Вполне в её духе.
— Никогда не думал, что это связано с возрастом.
Она пожала плечами.
— Ксения Даниловна, если Вы настаиваете.
— Будет лучше, если Вы пойдете впереди, Ксения Даниловна — не хочу, чтоб на Вас напали за моей спиной.
Целью их двухчасового марша оказалась усадьба на вершине горы. Здание выглядело обветшавшим и потрёпанным. На крыше и фронтонах проросли чахлые деревца.
Дормедонт Александрович остановился как вкопанный и окинул усадьбу таким взглядом, словно ожидал увидеть нечто другое. Губы его дрогнули, он пару раз стукнул тростью по растрескавшимся плитам под ногами, сорвался с места и буквально влетел в покосившуюся дверь заброшенной виллы.
— Ричард, как это понимать! — удвоенный гулким эхом голос Его Сиятельства вырывался в распахнутую дверь и разносился по двору. — И пяти лет не прошло, а дом уже в руинах, мне столько труда и денег стоило вернуть ему приличный вид после твоего прошлого дежурства!
Ксюша не решалась войти в дом, но лес и воспоминания о жуткой морде, казалось, наступали на неё со спины. Девушка вздохнула и переступила порог.