Здание находилось на улице Короленко 33, совсем рядышком с домом, где раньше жыли Дорочка с Володей. Надо было только пройти по улице Ирининской и спуститься вниз по лестнице. Но близок локоток.
Сыто урча мощным мотором, машина остановилась перед воротами. По какому-то сигналу ворота распахнулись. Как только машина проехала через них, внешние ворота закрылись и сразу же открылись внутренние створки. Во внутреннем, тесном дворике всех вытолкали из кузова и погнали через живой коридор, стоящих вдоль стен гестаповцев с собаками. Опять повторилась анкетная проверка, обыск. Через некоторое время Дору вызвали для уточнения, как ей сказали, анкетных данных. Конвоир завёл её в кабинет. Возле окна стоял молодой, стройный мужчина в форме офицера гестапо. Свет из окна падал на него, и Дора успела рассмотреть его красивое холёное лицо, на котором была гримаса равнодушия и презрения. К её удивлению, он обратился к ней на сносном русском языке. Видно, прошёл хорошую подготовку для работы с будущими русскими арестованными, а может быть когда-то учился в Москве:
- Надеюсь, вам понятно, что вы арестованы и находитесь в следственном изоляторе гестапо? - спросил он Дору, не представившись, и даже не предложив ей сесть.
От постоянного недоедания, нервного напряжения и усталости у женщины всё плыло перед глазами. Она прилагала максимум усилий, чтобы удержаться на ногах.
- То, что вы нас тут удерживаете - это произвол. Я не понимаю, за что нас с мамой арестовали. Нам никто не предъявлял никакого обвинения.
- Ах, вы только подумайте, - насмешливо сказал он. - Сколько вы заплатили следователю Иванченко за обещание освободить вас?
Дора была удивлена его вопросом, но виду не подала. "Это он, наверное, интересуется тем следователем из полиции ОУН-овцем, о котором ей рассказывали в камере. Значит, его раскрыли, и поэтому нас всех перевели из полиции в гестапо", - подумала она.
- Я не знаю никакого Иванченка. Меня и мою маму на допрос ни разу не вызывали. За всё время нас даже из камеры не выводили, - еле выдавила она.
- Ну, это мы ещё всё выясним, - угрожающее произнёс он. - Думаю, что для вас будет лучше, если вы сами сознаетесь.
- Выясняйте. Мы с мамой ни в чём не виноваты. Всё-таки, объясните мне, за что нас арестовали?
- Ах, не понимаешь? Когда был развешан приказ о явке всех евреев на сборный пункт? А сегодня какое число? Это вам не Советы. У нас приказы принято выполнять.
Что-то написав в протоколе её допроса, даже не дав ей прочитать его и рассписаться, он вызвал конвоира и сквозь зубы сказал ему:
- Увести, - и добавил, - к остальным.
Последние два слова прозвучали зловеще, как приговор. Дора стояла, низко опустив голову. Она поняла, что возражать и требовать чего-либо было бесполезно.
Глава 15
Какое бы не было время, мирное или военное, а человеку небходимо работать. Жизнь есть жизнь. В конце-концов, надо кормить и одевать и себя и семью. Ещё до начала войны Володя работал в фотоателье артели инвалидов художником-ретушёром. В числе многих приказов, изданных оккупационной властью был приказ о возобновлении работы предприятий города. Володя вернулся назад в фотоателье и продолжил свою работу. Всё-таки она давала ему возможность хотя бы как-то сводить концы с концами. Дети растут, обносились. Нужна тёплая одежонка и обувь на зиму. Запасы продуктов, которые ещё остались с довоенного времени, опустошились. Необходимо было в изоляторе поддерживать едой жену и тёщу, снабжать передачами. О себе, о своём туберкулёзе он уже и не думал. Питался как попало. О калорийности еды и говорить нечего. Было не до лечения. Детей бы накормить. Семёнчику необходимо молоко. Старшим мясо. Растут. На базаре цены заоблачные. Всё более-менее ценное, что было в доме до войны, уже продано или выменяно на продукты. А жить как-то надо. Спасала работа. Его профессия, фотограф, позволяла хоть немного залатывать финансовые дыры. Но за это приходилось очень много работать, а здоровье ослаблевало. Да и моральная подавленность не способствовала оздоровлению.
Серое, мрачное здание гестапо находилось на углу улиц Ирининской и Короленко, почти в ста метров от их дома. Завтра же утром, перед работой, Володя решил зайти в гестапо попросить свидание с женой и передать продукты.
К отделению пункта приёма передач стояла длинная очередь. Несмотря на то, что он был тепло одет, мороз начал пробирать. Наконец-то очередь продвинулась и он попал в вестибюль. Тут уже было значительно теплее. Сразу за дверью в вестибюле за столом сидел пожилой дежурный в чёрной, устрашающей форме. Он осматривал внимательным взглядом каждого, кто входил в помещение. Тех, кто вызывал у него подозрение, он привычно обыскивал. У Володи, кроме сумки с продуктами, через плечо висел кофр с фотоаппаратом. Он должен был идти на работу, в фото ателье.
Фото19. Один из расстрельной команды роется в вещах расстрелянных.
Фотоаппарат, а также другие посторонние предметы, следовало оставлять на вахте у дежурного. Когда Володя протянул ему кофр, тот его раскрыл, вынул фотоаппарат и радостно заулыбался. Тех знаний немецкого языка, которые Володя получил в институте, да и на работе приходилось общаться с немцами, было вполне достаточным, чтобы понять почему так улыбаясь, говорил ему гестаповец. Оказалось, что сам он родом из города Ветцлар, где находится этот оптический завод, выпускающий фотоаппараты "Лейка". Он объяснил Володе, что до войны работал на этом заводе очень много лет. От умиления он закатил глаза и прижал "Лейку" к груди, как что-то родное. Видно давно уже не был дома и соскучился за семьёй и за мирной работой. Хотел даже сфотографироваться, но видно вспомнил, где он находится. Пообещал Володе сегодня же зайти к нему в фотографию и сделать пару снимков, чтобы выслать домой. Оставив у дежурного передачу, Володя направился на работу.
Глава 16
Конвоир сопроводил Дору в ту же камеру, откуда её вызывали на допрос. Мама сразу же бросилась к ней:
- Что там было, Дорочка? Что они у тебя спрашивали?
- Они интересовались следователем Иванченко, о котором нам рассказывали женщины в камере.
- А что они хотели о нём знать?
- Я так думаю, за то, что он помогал евреям, его и арестовало гестапо. Поэтому нас всех сюда перевезли. Теперь уже они будут нами заниматься.
- Дорочка, всё, что не делается - делается к лучшему. Здесь даже камера получше чем в полиции. Немцы, всё же я уверена, культурная нация и они скоро во всём разберутся. Надо только немного потерпеть.
Дора посмотрела на неё долгим взглядом и подумала "Я не буду ей больше ни о чём рассказывать. Пусть она останется при своих розовых мыслях. Видно, всё, о чём говорила бабушка Нина про Бабий Яр, для неё было слишком неправдоподобным".
Через некоторое время всем, кто находился в камере, сделали перекличку и разбили на несколько групп. Каждую группу, в сопровождении конвоиров, повели по длинному коридору. Затем через узкий проход начали спускаться по крутым ступенькам в подвал. Каждая ступенька отдавалась в их сердцах ноющей болью. "Вот так, - подумала Дора, - наверное, грешники после смерти спускаются в ад". Бесшумно открылась, тщательно смазанная на петлях дверь. За ней оказался вход в длинный коридор, тускло освещённый редкими лампочками. В нос ударил запах застоявшегося смрада, гнили и сырости.