- Передайте Володе, - дети, Ядловка. Сегодня же!
Даже в ванную, чтобы помыть руки, Дору сопровождал гестаповец. Правда, освободил от наручников. Дора мыла руки, а бабушка Нина протянула ей полотенце. Дора, глядя ей в глаза ещё раз произнесла:
- Скажите Володе, - с детьми, Ядловка. Сегодня!
Вымыв руки, Дора подняла Семёнчика из кроватки и начала его кормить грудью. Затем выждала момент, когда охранники о чём-то между собой заговорили, начала тихо и нежно напевать колыбельную песенку так, чтобы было слышно и понятно только бабушке Нине:
- Сегодня мой зайчик, такой холосый, обязательно с папочкой, братиком и сестричкой поедет в Ядловку к бабушке Насте и деду Мине. Там свежий воздух, не пахнет порохом, нет плохих дядей. Вам втроём не будет скучно. Будете играть в прятки. Запрячетесь от всех далеко-далеко, и никто вас не найдёт никогда. Правда, мой такой холосый, мой маленький?
Конвоир возле окна что-то заподозрил, а потом увидел, что бабушка Нина несёт и ему тоже табуретку, пробормотал что-то себе под нос и расположился на ней, вытянув ноги. Верзила, сидевший возле двери, вытащил сигареты, чтобы закурить. Нервы бабушки Нины были напряжены до предела, и она не выдержала, - набросилась на него с кулаками, как наседка, защищающая свой выводок:
- А ну, чортяка проклятый, выбрось свою вонючую цигарку. Посмотри, паразит, - она показала рукой в верхний угол, - вона на покути святые иконы стоят. Даже Микитка здеся никогда свой табачище не нюхал, теперь писем не пишут ни он ни сын, ни невестка. Всё им некогда! Ты гляди, - сказала она повернувшись к конвоиру, показывая пальцем на Дору, - матерь кормит несмышлёныша. Сегодня же дети уедут, в Ядловку, - скороговоркой сказала она Доре. - А у тебя, паразита, нету ни стыда, ни совести!. Убери свои ноги с прохода. Расселся тут, что в собственном доме в Германии, пройти даже нельзя. Чего глаза вылупил? Цицек не видел, чи шо?
- О я, я. Германия хорошо!
Потом что-то проворчал недовольно, но убрал ноги, а сигареты спрятал обратно в карман плаща.
После такого нервного напряжения Дора почувствовала, что основная её задача выполнена - всё сообщила! Нервы её не выдержали и она рассплакалась. Её слёзы текли по лицу и капали Семёнчику на щёчку. Она покормила ребёнка, затем поцеловала его. Семёнчик довольно засопел носиком, облизываясь и причмокивая. Затем начал играть, хватая ручками Дору за очки. Наигравшись, уморился и, обволакиваемый знакомым, ни с чем несравнимым запахом мамы, сделал "потягуси" и уснул у неё на руках. Дора перепеленала его, уже спящего, и уложила в кроватку. Если бы он только мог знать, что уже никогда и ничего вкуснее маминого молока в своей жизни ему не придётся попробовать. И никогда не будет он так сладко и спокойно засыпать!
Конвоиры уже нетерпеливо посматривать на часы и начали поторапливать Дору. Бабушка Нина успела сунуть ей в карман несколько варёных картофелин, солёный огурец и два варёных яйца. Гестаповец снова одел на неё наручники, и они повели её на выход. Дора повернула лицо и в последний раз посмотрела глазами полными слёз на своего младшенького сына. А тот, накормленный, спал, забросив ручки за голову.
"Не обижайте сирот и вдов. Все сироты и вдовы дети мои". (Евангелие от Матфея)
* * *
Вернувшись в камеру, Дора рассказала удивлённой маме о том, что ей повезло побывать дома и даже покормить Семёнчика. Правда, Володю дома не застала. Он с Лизой и Антошей понёс для них передачу. Покопавшись в одежде, она достала из потайного кармана гостинчик от бабушки Нины. Только хотели его развернуть и дать маме поесть, как их прервал шум открываемого окошка в двери, как его называли - кормушки. Надзиратель прочитал их фамилию по бумажке и просунул через окошко передачу. Полакомившись ещё тёплой, домашней картошкой с солёной килькой, яйцами и солёными огурчиками, они ещё долго просидели за маленьким столиком довольные (койки на день подвязывались к стене), обсуждая домашние дела:
- Вот видишь, - сказала мама, - я тебе говорила, что здесь будет лучше, чем в полиции, и нас скоро или выпустят, или отправят в Германию. Для того, чтобы разобраться в нашей ситуации, необходимо время. ора не стала ей возражать, всё равно - это было бесполезно.
Наступил вечер. Правда, в камере было трудно определить время суток. Свет горел постоянно и днём и ночью. Просто, разрешили опустить койки. Дора с мамой упокоенные и довольные хорошим, сравнительно, днём, улеглись спать.
Дора ещё находилась под впечатлением короткого пребывания дома и ей совсем не хотелось возражать маме. Она решила не рассказывать ей, как передала через бабушку Нину о том, чтобы Володя срочно вывез детей из Киева. Маму могли тоже вызвать на допрос. Под нажимом следователя она могла всё рассказать. "Лучше пусть ничего об этом не знает. А потом, будет время, я ей расскажу", - подумала она. Легла на узкую койку, подложила руку, как в детстве, под щеку. Руки до сих пор ещё сохранили детский запах Семёнчика. Дора закрыла глаза и ещё успела подумать о том, что появился шанс на спасение детей. Впервые за всё время, она спала глубоким и спокойным сном.
Глава 18
На следующий день, утром, в камеру вошли два конвоира и велели Доре и Иде собираться на выход с вещами. Опять завели в то же помещение, куда привезли из Полицейской управы. Там они встретили своих бывших сокамерниц. Собралось около пятидесяти женщин, многие были с детьми. Никто из них не выказывал никакого волнения. Перевозка в другое место стала уже привычной. Почти все были уверены, что их повезут на станцию для отправки. Однако настораживало, что личные вещи приказали оставить на скамье и налегке загружаться в машину. Вещи пообещали доставить к месту назначения позже. Вначале все усаживались на дощатый пол кузова. Дора с мамой сидели рядышком, прижавшись друг к другу:
- Дорочка, - тихо сказала Ида. - Ты даже не представляешь себе, какая ты счастливица.
Дора вопросительно взглянула на неё.
- Да, Дора. Я могу повторить тебе ещё раз, - и не дожидаясь от неё ответа тихо произнесла, - Бог дал тебе радость увидеть перед смертью своего самого младшенького ребёночка и даже покормить его. Не каждому это дано. И, недожидаясь от неё возражений, добавила, - я тоже счастливая. Мне Бог дал счастье умереть на руках моей единственной дочери.
Дора не шутку испугалась:
- Мамулечка, что ты такое говоришь? Какая смерть? Ты же видишь, - нас повезут на станцию, для отправки в Германию? Ты же сама мне об этом постоянно говорила, а я тебе ещё и не верила! Теперь я и сама вижу, что я ошибалась. Мы там устроимся, а потом, когда всё это закончится, будем опять жить все вместе.
- Нет, Дора, твёрдо сказала Ида. - Уже меньше чем через полчаса мы будем с тобой вместе НАВСЕГДА.
- Мамочка, - в отчаянии произнесла шёпотом Дора, - ты так верила, что нас увезут в Германию, что немцы - это цивилизаванная нация!
- Я в это никогда не верила. Я старая, многое пережившая и перевидевшая еврейка. Я прекрасно знала ещё с тех пор, что нас ожидает, когда появились первые приказы. Просто, я не хотела волновать тебя и Володю. Я - мать.
После того, что мама ей сказала Дора поняла, что теперь они обе находятся в одинаковом положении. И она и мама знают, что скоро умрут. Дора начала торопливо тихонько говорить маме, как она, побывав дома, через бабушку Нину передала для Володи сообщение о вывозе детей.
- Значит, дети будут в безопасности? - спросила Ида и глаза у ней заблестели.
- Я верю, что будут, - уверенно ответила Дора.
Но, вспомнив, как она просила Бога помочь детям, уверенно сказала:
- Я думаю, что они уже в Ядловке.