- Бабо Настя, возьмите. Це вам, для маленьких детей.
- Каких детей? - деланно спросила баба Настя, - нет у нас маленьких детей, разве ты не знаешь, что наши Коля и Вера уже давно не маленькие и сейчас они на фронте?
- Да это мы все знаем. Цэ для тих жиденят, що вы ховаете.
- Оцэ тоби здрасте вам? Кого ж мы тут можем ховать? Каких жиденят? - испуганно спросила баба Настя.
Соседка опустила глаза в пол:
- Бабо, да вси ж соседи знают, шо Володька привёз сюда своих и Дориных дитэй.
У бабы Насти ноги так и подкосились. Она чуть не упала на солому, постеленную для тепла на пол:
- Да вы, бабо, не бойтесь, никто об этом никому не скажет. Что же мы - нелюди, чи що? - успокоила её соседка, - у меня у самой, вы ж знаете, и батько, и свекор, и чоловик на войне. Да и у других тоже так.
Женщины, сплочённые общей бедой, обнялись и просидели так до самой темноты. С тех пор к бабе Насте стали наведоваться соседи кто с чем. Кто с качаном капусты, кто приносил горшочек молока или несколько кукурузных початков. Делились всем, чем можно. А ведь у самих дома тоже были полуголодные дети. В свою очередь дед Мина в долгу не оставался и угощал их мёдом ещё со старой пасеки.
Как-то раз пришла подруга бабы Насти ещё с девотства, сельская баба-знахарка Горпина. Сроду сама ни к кому не шла, ждала, пока не позовут. В молодости красивая и гордая была. А тут - на тебе, сама явилась. Зашла в хату, мазнула глазами по углам, перекрестилась. От кого-то прознала, что Антоша упал и ушиб коленку. Ранка на ней долго не заживает и болит, может инфекцию занёс. Да и Семёнчик начал кашлять, видно, простудился в сыром погребе или, может где-то недоглядели. Няньки ещё те! Самих-то надо бы няньчить. Пошептала, пошептала Горпина над ножкой Антоши, смазала чем-то. Потом взялась за маленького. Что-то стала шептать. Затем поводила каким-то мелком Семёнчику по грудке. А ему щекотно, смеётся, думает, что с ним играют. Увидел на Горпине очки, потянул к ней ручки и первый раз в своей жизни произнёс:
- Мама.
Баба Настя как услышала, так и обомлела.
- Ты чего, Настюха? - Горпина к ней. - Не переживай, будут оба здоровенькие.
- Спасибо тебе, Горпуша. - изливала душу Настя. - Это ж надо! Его покойная мати очки носила, так он по очкам её и запомнил. Вот и подумал, что ты и есть мати. Ведь не говорил он до этого. А сейчас в первый раз сказал "мама". А мы уже боялись, чи то напасть какая-то, шо не говорит.
Знахарка расчувствовалась. Своих детей у неё сроду не было (хоть бы Бог дал байстрюка какого-нибудь). Взяла Семёнчика на руки, начала его забавлять, а он хватается за очки и опять:
- Мама.
Тут уже и Горпину проняло. Защипало у неё в носу - и себе в слёзы. Сидят с бабой Настей, обнявшись и плачут.
А тут, как раз и дед Мина зашёл в хату, дрова занёс и грюкнул их на пол возле печки, чтобы просохли на завтра:
- Что это вы тут воете, как собаки на ветер?
- Так Семёнчик же первый раз заговорил! Увидел на Горпине очки и подумал, что это Дорочка, и сказал "мама", аж два раза! - Заговорил, слава Богу, наш Семенчик, - сообщила баба Настя радостную новость.
А у того одно на уме:
- Так за это и выпить не грех. Доставай, старая, пляшку из своих запасов.
Покопалась баба Настя в коморке, вышла оттуда, привычно спрятав бутылку самогонки под передник, как бы кто не увидел.
- Вот это я понимаю! - одобрительно произнёс дед Мина. - А то, сидят, плачут, вроде больше некуда слёзы девать.
- Ой! Молчи уже. Кому что, а курице просо.
Бабушка Настя быстренько собрала на стол кое-какую нехитрую закуску, поставила полустаканчики. Мина разлил по ним самогонку и отметили первое слово Семёнчика. Затем выпили не чокаясь за упокой душ убиенных Идочки и Дорочки. Хитрый Мина подбил на ещё один тост:
- Давайте ещё за папу, и чтоб Семёнчик говорил и дальше.
Выпили ещё. Вот так посидели, повспоминали всех и то, как раньше жили. Мина вышел во двор курить свой злющий табак, а женщины ещё поплакали, каждая за своё. Знахарка Семенчика из рук не выпускает, а он пригрелся и уснул. Затем она оставила бабе Насте какие-то травки. Рассказала, как их заваривать, пообещала наведываться и ушла, вытирая по бабьи, кончиком платка заплаканные глаза.
Вот тебе и все тайны! Называется - скрывали детей! А оказалось, что почти весь куток об этом знает. Как в народе говорят: "спрятала баба топор под лавкой". Знать-то знали, но ни одна душа не донесла!
Как-то раз, когда уже совсем стемнело, зашёл Микола-полицай. Снял шапку, обмёл веником сапоги от снега, поставил карабин возле печки, где стояли ухваты, и молча сел на лавку. Бабушка Настя застыла от испуга. Ноги, как отняло. Ко всему и Мины дома не было. Она уже не знала, что и подумать. Быстренько метнулась к шкафчику. Пошарила там, достала бутылку с самогоном, заткнутую кукурузным качаном. Поставила на стол. Затем принесла миску с солёными огурцами. Отрезала хлеба, вытащила из печки чугунок с картошкой. Подумала немного, а потом полезла в дальний угол шкафчика. Достала сало, завёрнутое в белую холстинку. Развернула и аккуратно нарезала на тонкие ломтики. Налила полный стакан самогона.
Фото 21. Памятник членам ОУН, расстрелянных в Бабьем Яру.
Не поднимая глаз, Микола молча осушил стакан в три глотка, крякнул и вытерся обшлагом шинели. Отщипнул кусочек хлеба и понюхал его. Потом полез в свою сумку, вытащил оттуда подстреленного зайца и положил на лавку. Что-то хотел сказать, да только мучительно скривился. Не смог выдавить из себя ни слова, только махнул рукой. Сам себе налил ещё полстакана. Выпил. Медленно поднялся, забрал своё оружие и вышел из хаты. Уже на улице он надел шапку и сгорбился, как под какой-то тяжёлой ношей. Закинул за плечо карабин и побрёл по дороге, одинокий и обманутый.
Прости, Господи, осознавшего грех свой тяжкий, и помилуй его грешного.
Глава 21
В Ядловке постоянно находился немецкий форпост, который патрулировал все улицы и окрестности села. В сельские дела немцы, почти, не вмешивались и, в основном, занимались мелкой коммерцией: меняли у местного населения зажигалки, электрические фонарики, швейные иголки и другие необходимые в хозяйстве мелочи на продукты или тёплые вещи. Не обходили своим вниманием и местных молодух, что заметно через год начало сказываться на демографическом росте населения. Жители были предоставлены "попечению" старосты, назначенного оккупационными войсками для обеспечения поставок продуктов в Германию и местного полицая Миколы, которого судьба согнула под тяжестью четверых детей и скандальной бабёнки его жены. Жизнь в селе проходила относительно спокойно. Изредка через село проходила какая-нибудь военная часть. Солдаты останавливались, с шумом и гоготом мылись холодной колодезной водой, отстреливали пару зазевавшихся кур или поросёнка, наспех обедали, отдыхали и быстро двигались дальше.
В 1943 году началось наступление Красной Армии по всем фронтам. Узнав об этом, партизаны, базировавшиеся в лесах неподалеку от Ядловки, активизировааись. Повидимому хлопцы, не нашли никакого стратегически важного объекта, кроме Ядловки, а может быть им, просто, надоело сидеть на голодном пайке, надумали они пополнить свои оскудевшие запасы? Так или иначе - напали они ночью на немецкий форпост, базировавший в селе. Десять немецких солдат, во главе с лейтенантом, спрятались в подвале церкви, оборудованном под бункер, и заняли оборону. Никто из солдат не пострадал. Только одного царапнула по щеке отколовшаяся от пули штукатурка. Они вызвали по рации подкрепление из районного центра, Бровары. Через час в село ворвались на двадцати грузовиках каратели СС. Увидев большой перевес в силе, партизаны без боя скрылись в лесу, бросив жителей села на произвол судьбы. Зато комиссар поставил галочку в послужном списке о боевых действиях в тылу врага.