Эсесовцы окружили Ядловку в плотное кольцо и согнали всех жителей на майдан в центре села. Это уже были не те добродушные немчики, которые снабжали селян необходимыми хозяйственными мелочами и способствовали увеличению населения, а безжалостные эсэсовские волки. Для лучшего усвоения порядка и устрашения, каратели расстреляли каждого десятого жителя. Затем за дело взялись огнемётчики. Спалили всё село. Всё! Из тысячи двухсот дворов не оставили ни одной хатки, ни одного деревца - всё взметнулось в небо чёрным дымом. На всё село остались чудом уцелевшая церковь и один сарайчик покрытый железом. Он находился в стороне под прикрытием деревьев и его, по-видимому, не заметили. Затем оставшихся жителей погнали, как скот, и распределили по разным концентрационным лагерям.
* * *
Мина и Настя уложили на тележку то, что успели вспопыхах собрать. Сверху посадили Антошу и Семёнчика. Старшенькую Лизочку баба Настя взяла за руку. Чего уж теперь прятаться! Да и не было никому никакого дела до них. Каждый был занят своей бедой. Погнали всех колонной через горящее село. Почти сутки гнали их в концентрационный лагерь под Броварми. Наконец-то добрались до указанного места. Кругом открытое поле, огороженное колючей проволокой. Негде даже спрятаться от дождя. Несколько десятков человек ютятся в каком-то овражке, под кустиками - кто как может позарывались в матушку-землю. Лагерь состоял из цывильных, таких же селян, как и они. Где-то вдалеке тёмной полоской виднелся лес. С десяток полицаев-охранников угрюмо бродили вокруг лагеря, положив карабины на плечо, как палки. Видно, уже чувствовали, что расплата не за горами.
Предусмотрительный и хозяйственный Мина, как чувствовал, припрятал в тележке под клумаками заступ, молоток, пилу. Под днищем тележки даже топор припрятал. Выкопал небольшую землянку под уклоном, укрыл её болотным камышом и ветками. Сверху присыпал землёй и песком, и получился какой-никакой притулочек. Со всех сторон стены земельные, а выход свободный. Можно хотя бы попрятать детей от дождя и ветра. Хорошо ещё, что было лето и не было холодно. Помаленьку все сельчане окопались в землянках, обжились, терпеливо ожидая прихода своих.
К концу августа в лагере практически уже не было никакой охраны. Немецкая охрана ушла и только изредка наведывался мотоцикленый патруль. Им было не до этого - Красная армия наступала на пятки. В прокуренной сторожке дежурили несколько пьяных полицаев. Люди потихоньку начали выходить за забор в поисках пропитания. Некоторые пробирались даже в лес. Оттуда они несли грибы, ягоды, тащили охапки дров. Домой в село возвращаться было нельзя, да и некуда - всё село сожжённое. Никто не знал, что их там ожидает. Лиза и Антоша быстро подружились со своими сельскими сверсниками. Целыми днями они рыскали по болоту в поисках пропитания, набивая животики найденными птичьими яйцами, съедобными стеблями аира и рогозы. Вечером баба Настя готовила из остатков муки, вперемешку с сухими листьями липы, оладьи. Чай заваривали из припасенного липового цвета, смородины, вишни и мяты. На лугу после дождя пробивались шампиньоны. Они тоже как-то спасали от голода. Хуже приходилось Семёнчику. Ему необходимо было молоко. С наступлением темноты Мина пробирался до ближащего села и там менял вещи на продукты
Фото 22. Памятник детям, погибшим в Бабьем Яру.
В ход пошли сапоги, часы, ещё подаренные ему паном к свадьбе. Такая же участь постигла и обручальные кольца бабы Нины, которые ещё тогда оставил ей Овсей мол, "вам они ещё пригодятся". И как в воду глядел. Пригодились, да ещё и как! Баба Настя даже нательный крестик сняла, что-то пошептала, видно, просила прощения у Бога, и выменяла за него детям двух живых кроликов. Мина тут же соорудил из камыша маленькую загородку и выпустил их туда. Появилось своё "хозяйство", а вместе с ним и у детей забота - рвать траву и кормить кроликов. Правда, долго их не пришлось держать. Старожилы посоветовали их употребить в пищу, иначе полицаи, если увидят, то отберут.
* * *
Володя, выждал некоторое время, решил проведать родителей и детей. Собрал кое-какие вещички, оставшиеся после ареста жены и тёщи, чтобы по дороге выменять на продукты. Добрался до села, а вместо Ядловки увидел одни головешки да печные трубы. Сады вырублены и спалены. Нигде нет ни живой души. Где мать, отчим, дети - не у кого даже разузнать. По селу бродят одни одичавшие собаки и коты. Даже жутко стало, по спине поползли мурашки. Двинулся он пешком в обратный путь. Уже к вечеру дошёл до села Русанов. Остановился у своего знакомого переночевать. Тот ему всё и рассказал. На следующий день Володя зашёл в полицейский участок. Там он случайно встретил полицая, с которым они пили водку с Овсеем ещё зимой, когда вывозили детей. Тот посмотрел по документам и сообщил, что какую-то колонну селян отправляли под Бровары в лагерь, и даже объяснил, как туда добраться. К вечеру Володя уже был возле лагеря. Там он быстро разыскал своих родителей и детей. Слава Богу, все были здоровы, но сильно истощены.
Вечером все расселись вокруг костра. Радость встречи заполнила их души.
Володя тяжело вздохнул. Как, всё-таки устроена жизнь! За спиной колючая проволока - символ неволи и насилия. Здесь - чистое поле с вырытыми в земле норами, в которых согнувшись в три погибели сидят голодные обездоленные люди. Никто не знает, что их завтра ждёт.
Лагерь ещё охраняется, но уже не так, как раньше. Вооружённой охраны почти нет. Но люди пока остаются на месте. А куда идти? Домой в село возвращаться некуда, всё спалено. Вот и ждут. А чего ждут? Никто ничего не знает. Жена и тёща пропали бесследно. Дети вынуждены прятаться. Болезнь его продолжает прогрессировать. Он, при всём своём желании, не может забрать этих родных для него людей в Киев. Там было по-прежнему очень опасно. Хотя Красная Армия наступала, немцы зверствовали по-прежнему. Расстрелы в Бабьем Яру продолжались.
И тут же рядом радость его родителей, детей которые после возни кому какое место на папе достанется расположились на отцовских коленях и щурились от удовольствия, посасывая подсолнечную макуху. Им казалось, что вкуснее этой выжимки нет ничего на свете. Да и на всём свете нет ничего лучшего, чем этот вечер у костра, где на треноге висел котелок, в котором варился незатейливый супчик.
После ужина, уложив спать уставших детей, Володя рассказал всё, что произошло в Киеве: о всех арестах, о том как Дору и тёщу бабушка Нина прятала на антресолях, как их арестовали и как, только благодаря Доре и бабушке Нине, ему удалось вывезти детей в Ядловку. Родители даже не знали, что фашисты постреляли столько людей.
- Почему вы все сразу не приехали к нам? Были бы все живы. Как-то бы поместились. Места хватило бы на всех.
- Когда в конце сентября начались первые расстрелы, многие жители об этом даже не знали. Радио не работает, газеты об этом не печатали. Откуда кто мог знать? Ходили всякие слухи. Но, мало кто и что говорит? Это же только слухи. И второе то, что из Киева нельзя было выехать. Все дороги были перекрыты. Мосты разрушены. Через Днепр можно было перебраться по единственному понтонному мосту, а там строгая проверка документов.
- Сейчас, Володя, тебе нельзя с детьми возвращаться в Киев. Нам надо пробираться домой в село, - сказал дед Мина, - и ты тоже должен идти с нами. Я думаю, что особенно сейчас тебе необходимо быть рядом с детьми. Ты им нужен.
- Куда нам идти, там ничего не осталось, - возразила баба Настя, махнув рукой.