- Всё-таки нам надо идти домой, в Ядловку, - настаивал Мина. - Не оставаться же нам тут на зиму. В этой норе мы зиму не переживём. А у меня дома в яме под сараем спрятана семенная картошка, бочёнок мёда и ещё кое-что, - с хитрецой посмотрел он на жену. - С голоду не пропадём. Часть можно пустить на еду, а часть оставить на посадку и на продажу. Да и дом строить надо.
- Что ж ты молчал и ни слова не сказал? - вспыхнула Настя. - А нам тут нечем было детей кормить.
- А что я смог бы сделать? Не мог же я сходить туда и принести. А ты, если бы узнала, понесла бы языком по всему лагерю, как сорока. Вернулись домой, а там уже ничего и нет. Вот я и молчал, выжыдал время.
Володя от души порадовался над прозорливостью запасливого отчима.
- А где мы будем жить? - не унималась Настя.
Жить будете в сарае, - сказал Володя.
- Так его ж спалили.
- Да он почти целый, я видел, - кровля, правда, сгорела, а стены остались. Они из самана. Камышом утеплим. К зиме мы с отцом поставим крышу, и будет где зиму зимовать. Дров вокруг полно. Всё же лучше, чем здесь.
Утром решили тронуться в путь. К ним присоединились ещё десятка два семей. Назад они уже шли почти налегке. Всё, что можно было поменять, ушло на питание. Осталось только самое необходимое. Антошу и Семенчика везли на тележке. А Лиза шла, весело болтая со своими новыми подружками.
Только на второй день, с горем пополам добрались Володя, Мина и Настя с детьми до своего бывшего двора. Всё спалено, только четыре стены сарая из самана и торчат, как памятник их бывшему благополучию. Да, и то, слава Богу. У других и того нет.
Только благодаря рукастому Мине, который владел такой нужной в селе профессией столяра, сарайчик принял внешность кое-какой хатки, в которой можно было жить с горем пополам. Даже необходимую мебель сварганил. Отрыл Мина яму под сараем. А там - прямо таки, по нынешним меркам, целое богатство. Семенная картошка, небольшая кадушка просолёного сала, пятипудовый мешок пшеничного зерна, бочёночек с липовым мёдом и, главное, - это охотничья двустволка. Мина был заядлый охотник и во время оккупации, несмотря на все приказы о сдаче оружия, щедро смазал свою "Тулку" оружейной смазкой и закопал до лучших времён. Единственное от чего бабушка Настя скрывила губы, это торбочки с махоркой.
Вот теперь жить можно! Недаром говорят, запасливый лучше богатого. А тут ещё однажды прибежали дети и крик подняли:
- Дедушка, иди глянь, на вишню рой сел!
Какой рой? Что за рой? Собрался Мина и пошёл глянуть. А там действительно на молоденькую вишенку, чудом спасшуюся от пожара, сел пчелиный рой. Вокруг гул стоит. Была у Мины когда-то до пожара пасека. Пожар спалил всё. А эти, видишь ли, не забыли где их дом, вернулись назад. Мина сбегал быстренько домой, принёс ведро с водой, веник и совок. Побрызгал водой с веника пчёл, намочил им крылья и стали они, как ручные. Смёл он их веником, как мусор, в ведро, накрыл тряпкой. А через два дня уже и пару ульев сработал. Появилась маленькая надежда на пасеку.
Через пару дней, неожиданно вернулись два, как называл их Мина - "дармоеда" - собака Джек и кот Арто. Джек, между прочем, породистая немецкая овчарка. Ещё щенком, уж неизвестно по какой причине, выбракованным кинологом, Мина выменял его у немцев за килограмм мёда.. Сейчас он превратился в молодого поджарого кобеля. Бедный пёс от радости, что нашлись хазяева носился по двору, заливисто лаял и кидался на всех подряд мощными лапами на грудь, стараясь лизнуть лицо. Затем, внимательно обнюхал, и облизал детей.
- Всё, - сказал Мина, - детей признал своими. Теперь у нас есть и сторож и нянька.
А старый и мудрый кот Арто, хотя его Мина и обзывал неуважительно, был у них старожил. Мина его зауважал после того, как Арто, когда ещё был молодым, как молния бросился на коршуна, который с высоты спикировал на цыплят.
Зато уж как были рады животным все трое детей! Кот и собака мужественно терпели детские игры с ними. Но если дети слишком досаждали, а едой не баловали, молча вскакивали и убегали по своим делам.
Однажды Мина отправился на базар. Возвратился он к обеду немножно под хмельком. Позвал всех в хату. Потом заходит с мешком. Вытряхнул из него на пол маленького кабанчика. Стоит он на тоненьких ножках, весь дрожит смотрит на всех и хрюкает. Бабушка кинулась к нему и стала его заматывать в тряпочки, причитая:
- Ах ты ж мой маленький, моя кабася. Теперь будешь с нами жить. Бабушка будет тебя кормить и ухаживать за тобой.
Джек осторожно подкрался к поросёнку, подозрительно обнюхал его, чихнул и облизал ему нос. Арто, полностью доверяя чувствам Джека, потянулся и прыгнул на тёплую лежанку, своё любимое место.
Дети сразу забыли про собаку и кота, стали гладить поросёночка, пытаясь взять его на руки.
А Мина смотрел на их возню, слушая Настино сюсюкание, сплюнул и проворчал:
- Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. На следующее Рождество будет доброе сало, мяско, да и кровяночки с колбаской попробуем. На то поросёнка и Бог дал. Ато, "кабася, кабася", - передразнил он бабу Настю.
* * *
Постепенно и остальные люди начали возвращаться в село, а жить негде. Вот и стали бедняги вгрызаться в землю, копать землянки, покрывать камышом да бурьяном, а сверху землёй. Хорошо, что каратели погреба не спалили, огонь туда не добрался, и у многих там было припасено на чёрный день. Оказывается, не один Мина был такой умный. Вот они и наступили эти чёрные дни. В конце ноября потянуло холодом. Топить печку нечем, головешками много не натопишь. Да и те уже закончились. До ближайшего леса три киллометра. Дров не наносишься. А если и кто-то и наберёт охапку, то лесник поймает и оштрафует. А чем платить? Многие даже не знают, что такое деньги и какие сейчас в ходу. Может быть до сих пор оккупационные марки? Начали люди разбирать не догоревшие дома и спасаться от морозов обгоревшыми деревяшками.
В 1946 году какому-то умнику районного масштаба пришло в голову переименовать село. Убрали старое казацкое название Ядловка, существующее ещё 15-го столетия и назвали - Перемога. В переводе с украинского - Победа. Совсем не понятно, чем это несчастное село победило в войне? Ну, Перемога, так Перемога. Лишь бы жить можна.
Глава 22
Фашистско-полицейский конвейер смерти работал в Киеве свыше двух лет. До последнего дня оккупации Киева из Бабьего Яра доносилась пальба. Каждый выстрел - чья-то жизнь. Там же нашли последнее пристанище и многие тысячи военнопленных всех национальностей.
Расстреляны пять цыганских таборов. Расстреляли железнодорожников, рабочих заводов "Большевик", "Ленинская кузница", "Транссигнал". Ночью 29 сентября 1943 года в Бабьем Яру восстали 329 военнопленных-смертников, которых гитлеровцы заставляли уничтожать следы своих злодеяний. В живых осталось только 18 человек.
После того, как 19 сентября 1941 года советские войска оставили Киев, оба берега Днепра до самого Херсона оказались занятыми немецкими войсками. А это полностью исключало прорыв кораблей Пинской флотилии, которые базировались в Киеве, в Черное море. Поэтому, в связи с отходом советских войск с рубежей рек Днепровского бассейна, оставшиеся в боевом строю корабли флотилии были взорваны своими экипажами на Днепре 18 сентября 1941 года. Моряки, сойдя на берег, вели бои до 28 сентября, прикрывая отход войск.
Фото 22. Отряд Пинской флотилии отправляется в поход.
Нелегким был последующий боевой путь моряков флотилии. Вечером 19 сентября из личного состава кораблей, тыловых и штабных подразделений флотилии, сосредоточившихся в районе Дарницы, был сформирован отряд моряков, который состоял из двух батальонов, отдельной роты и роты офицерского состава.