Приятно смотреть большой телевизор, лежа на мягкой постели, а не на старом диване. У нас есть шоколад и красная икра, но нет свободы. Входная дверь заперта снаружи, мы стараемся не шуметь, чтобы не привлекать внимания соседей. Мы прячемся, скрываясь от неведомых убийц.
А может, Николай Сергеевич все-таки обманул нас, и нашей жизни ничто не угрожает?
— Нет, Лешенька, он не врал, — говорит подслушавшая мои мысли Ирка. — Всем жуликам и бандитам мы мешаем, и простые люди нас тоже боятся.
— А честным-то мы чем помешали?
— Не любят люди, когда за ними подсматривают, никому не нравится, когда их подслушивают. Мы с тобой самое тайное узнать можем, а ведь каждому есть что скрывать. Поэтому и боятся.
— А если мы никому не скажем, что «слышим»?
— Тогда все нормально будет. Этот мужик не знает, что мы его «слушаем», поэтому и не боится нисколько.
И без этого разговора мы давно поняли, что самое лучшее для нас — вернуться к прежней жизни, когда окружающие не знали о наших способностях. Только без посторонней помощи нам этого не сделать. Остается ждать и надеяться.
А как хорошо было бы совсем не слышать чужие мысли! Разве у нас дар? Самое настоящее наказание! За что?
— Уже листочки появились, — Ирка смотрит в окно и грустно улыбается. — Тополя, когда распускаются, так вкусно пахнут. Погулять бы сейчас… Сколько нам еще здесь сидеть?
Живот у моей любимой заметно вырос — почти каждый поймет, что она беременна. Токсикоз прошел, только бесцельное сидение взаперти никому не добавляет оптимизма. И мне тоскливо. Хорошо, что Ирка рядом: один я, наверно, давно бы с ума сошел.
Коля пришел утром.
— Паспорта, полисы, военный билет, телефоны, зарядка, деньги… Здесь я вам маршрут расписал, — Николай добавил сложенный вдвое листочек, — Едете к месту прописки. Часов за пять-шесть до прибытия поезда звоните Владимиру Георгиевичу, не дозвонитесь — Сергею Георгиевичу. Номера в мобильниках.
— А что мы там делать будем? — спросил я.
— Ничего не знаю. Перед тем как выходить, заучите маршрут и посмотрите документы. Все данные, свои и друг друга, нужно обязательно запомнить. Выходите из подъезда, поворачиваете направо, потом опять направо. На улице еще раз направо — там стоянка такси и автобусная остановка. Дверь просто захлопните. Вот вам еще десять тысяч… Удачи!
— Ты не слушал? — спросила Ирка, когда Коля ушел.
— Нет, а что?
— Он нам свои десять тысяч отдал!
Как много может изменить паспорт — маленькая темно-красная книжечка. Зовут меня теперь не Алексей, а Олег, мне уже не двадцать один, а почти двадцать шесть. Я теперь женатый человек.
Моя супруга Мария сидит рядом и возмущается:
— Не нравится мне это имя! Машка! Так коров зовут.
— Машенька — чудесное имя! Кстати, ты теперь моя законная жена. Мария Васильевна, можно вас поцеловать?
— Ты что, теперь каждый раз разрешения спрашивать будешь? — развеселилась Ирка, то есть Маша — А твое имя мне нравится. Олег, Олежек, Олежка.
Маше по паспорту двадцать два. Документы нам «выдали» далеко за Уралом, «жили» мы там в селе, а ехать нам предстоит совсем далеко, опять же в деревню.
— Тебе когда паспорт выдали? — спрашиваю я.
— В январе, двадцать первого.
— Мне тоже, а прописали на новом месте в феврале.
— Так что же они нас так долго взаперти держали? — возмущается Ирка-Маша.
С фотографии в военном билете смотрит незнакомый мальчишка. Впрочем, он на меня похож — думаю, сойдет и так. Лишь бы своих сослуживцев не встретить, ведь я, если верить этому документу, в армии уже побывал.
Глава 14
Кто бы мог подумать, что воздух, отравленный выхлопными газами, может оказаться таким сладким. Мы просто идем по улице, и никто не сопровождает нас. Можно взяться за руки, остановиться, потрогать зеленый листочек, не опасаясь предостерегающего окрика в наушнике. Неужели это не сон?
Таксист, молодой улыбчивый парень, быстро довез нас до небольшого городка. Судя по его довольному виду, автоизвозчик содрал с нас лишнюю сотню, а может, и две. Впрочем, что значат двести рублей, когда ты дышишь не только воздухом, но и свободой.
Следующая машина домчала нас до соседнего областного центра. Мы пересели на поезд и трое суток изнывали от безделья и неизвестности в тесном купе.
Поезд несся по рельсам, все дальше увозя нас от города, где мы встретили любовь и жили взаперти, познакомились с хорошими людьми и осознали, что наши способности несут нам только неприятности. Куда-то пропало пьянящее ощущение свободы, уступая место тревоге.