Как-то нас встретят на месте, что мы там будем делать? Ждет нас там вольная жизнь, или предстоит новое заточение?
Попутчики, женщина средних лет с мальчишкой-подростком, вышли раньше нас. Почти сутки мы ехали вдвоем.
— Я же всю жизнь в городе прожила — что я в этой деревне делать буду? А роддом там есть? Вдруг, там и врачей поблизости нет?
— Работать тебя, беременную, никто там не заставит, и врачи, я думаю, найдутся, — успокаиваю я Машеньку. — А я к сельской работе привычный.
Друг друга мы зовем новыми именами, для меня уже и в мыслях Ирка стала Машенькой — не ожидал, что так быстро привыкну.
— Олежка, звонить пора! — услышал я голос Машеньки.
Стряхнув с себя остатки сна, я взял в руки телефон и, чувствуя легкий холодок во всем теле, стал нажимать на кнопки.
— Слушаю, — быстро отозвался Владимир Георгиевич. — Наконец-то!
Как выяснилось, мне предстояло быть наемным работником в крестьянском хозяйстве. Владимир Георгиевич оказался невысоким сухощавым мужчиной лет пятидесяти. То, что Машенька беременна, его нисколько не смутило — похоже, она его просто не интересовала. Впрочем, мой работодатель вежливо предложил моей жене сесть в кабину уазика-буханки рядом с ним, но Маша отказалась и ловко забралась в грузовой отсек, устроившись между флягами и мешками.
«Слушать» мужчину предстояло мне.
— Заждался я вас, — говорил Владимир Георгиевич, ведя машину по неплохой асфальтированной дороге. — Ну, ничего — главное, к сенокосу поспели. Ты косить умеешь?
— Я в деревне вырос, — и косить умею, и трактор знаю и на машине могу. Только прав нет.
— Права попозже сделаем, да здесь и без них можно.
Я раз за разом ненадолго «приоткрывался», и надежда на благополучное будущее крепла с каждой минутой. Мужчина ничего не знал о нашей способности, мы были для него обычными людьми, попавшими в неприятную ситуацию. Если я правильно понял, Владимир Георгиевич считал нас случайными жертвами бандитской разборки, а приютить нас решил по просьбе младшего брата, руководившего районной полицией.
Было у этого необычного крестьянина и свой интерес: официально трудоустраивать и платить нам зарплату он не собирался — получалась неплохая экономия.
Дорога тянулась меж бескрайних полей, засеянных пшеницей. Всегда думал, что Сибирь — обширный край, сплошь поросший лесом, а тут — ни единого деревца.
Проехали большое селение с добротными домами, складами, фермами, теплицами.
— Совхоз, — сказал Владимир Георгиевич. — Наши соседи.
Уазик еще долго и неспешно катил по грунтовке, пока дорогу не преградил шлагбаум перед мостом через речку. «Въезд запрещен. Частная собственность», — гласила надпись на щите, прикрепленном к перилам.
После того как мы поднялись на высокий противоположный берег, сразу же началась деревня, в которой нам предстояло жить.
Судя по всему, тут давно никто не обитал: крыши нескольких бревенчатых домов провалились; трава, кусты и деревья росли вплотную к стенам и закрывали строения почти полностью.
Зато Владимир Георгиевич развернулся: дом, обшитый пластиковым сайдингом, сараи, навесы — все крепкое, надежное, покрыто оцинкованным железом. Два трактора, один из них с навесным оборудованием: и экскаватор, и бульдозер.
Кстати, все это немалых денег стоит. А есть еще новый мост через речку, и электричество, судя по новым столбам, сюда провели недавно. Ради чего все это?
Пока мы с возвышенности не спустились, я успел разглядеть немалый участок обработанной земли с какими-то посевами. Ну и что? Прибыли от овощей или зерновых едва ли хватит на фундамент дома. Скотины, кроме кур и двух свинок, валявшихся в грязи, я тоже не заметил.
Встретила нас симпатичная женщина лет сорока-сорока пяти — супруга хозяина. А ведь она нам рада: улыбается, хлопочет — кормить нас собирается.
— Машенька, тебе рожать когда?
— В августе.
— Володя, мы к этому времени дом для них закончим?
— Если только малость какую не успеем. Фундамент готов, материал весь привезли. Сразу после сенокоса строить начнем.
А ведь спрятались мы! Пусть работать придется за еду и жилье — черт с ним! Я от зари до зари готов пахать, как трактор, лишь бы Маше и нашему будущему ребенку ничего не грозило.
Эпилог
Вжик, вжик — скошенная трава изогнутыми рядками ложится на землю. Жарко, но я не раздеваюсь, и на голове у меня накомарник — иначе эти кровопийцы зажрут насмерть. Пот заливает глаза, утереться я не могу из-за сетки, но я уже привык и без устали машу косой.