Я осмелел и «прислушался». Меня захлестнула ее жалость, а кроме того, Ирка чувствовала себя виноватой.
— И что плохого ты мне сделала?
— А ведь ты ничего не знаешь, — вздохнув, сказала Ира. — Помнишь, около института смертница взорвалась? Там запись с камеры видеонаблюдения осталась. Перед взрывом все шли как ни в чем не бывало, а один человек побежал со всех ног. Кто это был?
Вот, оказывается, в чем дело!
— Качество записи было плохим, но я пару дней в машине около института посидела, послушала и на тебя указала… Извини, пожалуйста!
Ирка, конечно, зря извиняется. Я до сих пор готов все сделать, лишь бы опять на койку рядом с тем недочеловеком не попасть.
— А меня муж сдал. Я ему призналась: думала, любит и все поймет… Дура! Хорошо, хоть не родила от этого урода!
Еще хлеще, чем у меня! И за что нам все это?
Сколько ей? Лет двадцать пять, не больше. Только живи, радуйся, мужа люби, детей рожай. Ей вместо этого — мозги наизнанку. А впереди — неизвестность. Сволочи!
— А я тебя Лешенькой буду звать. Ты милый, и лицо у тебя мужественное. И ребеночек у нас красивый будет.
От поцелуя сладко закружилась голова. Ни о чем не думая, я «открылся» и застыл от изумления.
Мне двадцать лет, и у меня были женщины. Я «слышал» их всех, наслаждался их блаженством, нежностью, благодарностью. Они позволяли мне пользоваться их телами, но ни одна из них не отдавала себя без остатка.
— Ты колючий — побриться надо! У тебя бритва есть? Ой, что это я? У тебя же вообще вещей нет… Эй служба! — крикнула Ирка, глядя куда-то в угол — Завтра мужчине бритву купите! И белье, размер пятьдесят второй. Носки тоже не забудьте… У тебя размер обуви какой?
— Сорок третий.
— Носки, двадцать девятый размер! — снова закричала Ирка — Обувку какую-нибудь легкую, размер сорок третий. У него только кроссовки, а на улице жара. А еще майку или рубашку на смену.
Тут же зазвонил телефон.
— Ворот сорок второй или сорок третий берите… Да, все правильно — сказала Ира и положила трубку.
— Наблюдение? — спросил я.
— Ага! здесь везде камеры и микрофоны. Все видно и все слышно.
— И в ванной тоже камера?
— Конечно, я же сказала, что все видно.
— Как же ты моешься? А в туалет как ходишь? На тебя же смотрят! Там же, наверно, мужчины.
— Не наверно, а точно. Там вообще одни мужики, они в соседней квартире сидят. Смотри!
Ирка отогнула ковер, висевший на стене, и я увидел железную дверь.
— И часто они оттуда появляются?
— Только когда меня дома нет. Да ты не переживай — привыкнешь! Я на них внимания не обращаю.
Ничего себе, «привыкнешь»! Что делаю — подсмотрят, что говорю — подслушают. А о том, что думаю, эта милая женщина расскажет. Приятного мало.
Ирка суетится, одновременно несколько дел делает. В квартире запахло вкусно. На мне из одежды только большое полотенце: она заставила меня раздеться и трусы с носками постирала.
Потихоньку эта женщина ходить не умеет — по квартире она носится! При этом Ирка громко топает, и мне постоянно кажется, что она вот-вот во что-нибудь врежется. Однако ничего подобного не происходит, и сверхскоростная чудо-женщина ловко огибает препятствия и легко вписывается в дверные проемы.
— Бритву мою возьмешь. Я свою старую зубную щетку кипятком ошпарила — пока ей попользуешься. Поужинаем, сполоснемся и отдыхать будем, а то меня рано поднимают, да и тебе вряд ли поспать дадут.
Никогда не думал, что буду сниматься в порнофильме или заниматься чем-нибудь подобным. Однако наша комната не слишком отличалась от студии по производству сексуальных видеороликов. Камеры и микрофоны, если верить Ирке, имелись в достаточном количестве. Освещение было не слишком ярким, но вполне достаточным. Летом темнеет поздно, а полупрозрачные занавески на окнах почти не затемняли комнату. Чрезвычайно энергичная партнерша тоже присутствовала.
Из-за жары мы были укрыты только простыней, да и ту Ирка постоянно пыталась сбросить на пол. Я смущался и закрывался этим куском ткани, влажным от нашего пота, пытался что-то возражать разгоряченной женщине, уговаривавшей меня быть посмелее и не обращать внимания на «всякую ерунду».
В конце концов произошло то, что принято называть сексуальным насилием. Правда, потерпевшая сторона испытывала самые положительные чувства, а главное, был преодолен первый барьер. Я осмелел, «приоткрылся» и из бедной жертвы стал полноценным партнером.
Угомонились мы уже поздней ночью, а как надзиратели справлялись со своими инстинктами — совсем не наше дело.