Бейла сидит день-деньской за одним из пустых столиков, читает журнал «Для женщины» и газету «Едиот ахронот» — «Последние известия» и курит одну за другой сигареты «Савьон». Она ничего не боится и любому выскажет прямо в лицо все, что о нем думает. Так это было и с инспекторами из муниципалитета, которые явились выбросить Макса и Морица из подвала, и Бейла тогда сказала им так, что даже им вдруг сделалось стыдно на всю жизнь, и Бен-Гуриона она тоже не испугалась бы, если бы только он ей попался, и когда она говорит о нем, то всегда называет «маленький диктатор из Плонска», но случается, что она вообще не говорит, нельзя забывать, что и она, как все взрослые, с которыми Момик знаком, прибыла из той страны, которая называется «Там» и о которой нельзя слишком много болтать, а можно только думать про себя и при этом стонать так протяжно: «О-о-о-й!» Так они делают все, но Бейла все-таки капельку по-другому, и это от нее Момик услышал некоторые в самом деле важные вещи о той стране, и, хотя ей нельзя, разумеется, раскрывать ему эти тайны, она все-таки позволила себе несколько намеков и упомянула о доме, который был у ее родителей в стране Там, и именно от Бейлы Момик впервые услышал о Нацистском звере.
Ладно, нужно сказать правду: поначалу Момик и вправду думал, что Бейла говорит про какое-то сказочное чудовище или огромного динозавра, которые когда-то водились на планете, и все их боялись. Но он не отваживался слишком много ее расспрашивать. И вот, когда появился новый дедушка и родители Момика сделались еще более несчастными и стонущими и еще громче стали кричать по ночам, так что уже совершенно невозможно было это выдержать, Момик решил спросить Бейлу еще раз, и Бейла ответила ему таким кислым голосом, что есть некоторые вещи, которых он, слава Богу, не обязан еще знать в своем возрасте — в свои девять лет, и сердитыми дрожащими пальцами расстегнула ему, как всегда в таких случаях, верхнюю пуговицу на рубашке и сказала, что ей уже делается плохо только от того, что она видит его так вот застегнутым, но Момик решил быть упорным и настойчивым и спросил напрямик, что это за зверь такой — Нацистский зверь (ведь он очень хорошо знал, что на свете уже не водится сказочных животных, и динозавров уж точно), и Бейла выпустила длинную струю дыма от своей сигареты, потом затушила ее, с силой придавив пальцами в пепельнице, и издала этот самый стон, а потом посмотрела на него, сжала губы и не захотела ничего говорить, но все равно вышло, что она сказала: Нацистский зверь может получиться из кого угодно, и Момик понял, что из любого животного, если только как следует воспитывать его и кормить чем полагается, а Бейла тут же зажгла новую сигарету. Пальцы у нее чуть-чуть дрожали, и было ясно, что больше он от нее уже ничего не добьется, по крайней мере на этот раз, и он вышел на улицу с головой, переполненной всякими мыслями, и поволок свою школьную сумку волоком по мокрому тротуару, застегивая при этом машинально верхнюю пуговицу, остановился и посмотрел на дедушку Аншела, который, как всегда, сидел на зеленой скамейке на другой стороне переулка, погруженный в себя, и размахивал руками, и спорил с кем-то, кого вообще невозможно видеть, но кто не дает ему ни минуты покоя. Но самое интересное, что дедушка сидел на скамейке уже не один.