– А откуда ты знаешь, допустим, что чистая я?
– По тебе видно, что ты хорошенькая…
– Вообще-то, этого не видно. А дети?
– Я успею. Но, если что, я готов воспитывать. Назовём Машей и Пашей.
– Опять ты шутишь. Мы всего два дня знакомы…
– Ты мне отказываешь? Я же так… так ждал тебя… так тебя хотел…
– Нет, я просто как знала – купила сама.
– Ну, хорошо. Неси. Ты действительно хорошая девочка.
– А ты – забывчивый мальчик.
– Торжественно клянусь встать на путь исправления! Только завтра.
– Как ты там сказал? «Я запомню твоё обещание». Вот. И это. Раздевайся…
Инга ушла в прихожую – достать из сумки пачку презервативов. Потом, вернувшись в комнату, выключила свет и разделась сама. Хотя снимать уже было почти что нечего – платье и так расстёгнуто, оставалось только повесить его на крючок и избавиться от белья.
– Иди ко мне, – прошептал Никита.
И всё было так горячо, так страстно, так прекрасно! Он как будто знал, куда и как трогать, как себя вести; как будто чувствовал, что нужно именно здесь и сейчас: когда быть нежным, а когда грубоватым; когда шептать слова, подходящие любовнику, а когда приказывать.
Уснули они только в четыре часа ночи. А утром Инга проснулась от того, что замёрзла.
Никиты рядом не было, хотя постель ещё хранила его тепло. Он сидел на стуле, одевшись, и читал Байкера. Читал увлечённо, не двигаясь, и выглядел совершенно спокойным. Инга потянулась, села на постели и сказала:
– Привет. Давно не спишь? Почему не будишь?
– Не хотел нарушать твой сон, милая. – Никита встал со стула, дошёл до постели и поцеловал Ингу.
– Ну… хорошо… кстати. Мне было с тобой очень хорошо.
– Мне с тобой тоже.
– Ты волшебный какой-то. Терапевтический. Мне по утрам обычно как-то пусто, а сейчас – не так…
– Хочу снова пошутить, уже можно?
– Можно, конечно.
– Это потому, что ночью в тебе было не пусто.
– Дурак! – Инга бросила в него подушку, рассмеявшись.
– Всё-всё, не шучу. Мне пора ехать домой. Мама ждёт.
– Мама? Первого января?..
– Ага. Она у меня, ну, заботливая очень. Я когда маленький был, самый закутанный во двор выходил.
– Ха! Наверно, был таким, бочечкой в трёх слоях шубы.
– Ага, все смеялись в школе, вот я и стал «шутником» им в ответ. Ну и спрашивала она меня всегда, где я, с кем я.
– Что, и в этот раз спрашивала?
– Конечно.
– И что ты ей сказал?
– Что я с самой прекрасной девушкой на свете.
– Ой, какие мы сладкие. У меня сейчас будет диабет.
– А как надо? Что я с самой плохой девочкой на свете?
– Тогда тебя бы мама не пустила.
– А я бы сказал ей, что пришёл эту девочку наказать.
– Да ты что! А ты умеешь?
– На колени становись.
– Что?
Инга не сразу поняла, всерьёз Никита сказал это или нет.
– Становись. Сейчас же. Ну!
Его голос прозвучал даже как-то немного раздражённо.
– Ну ладно, подыграю тебе.
– А теперь… вот так… сюда руки. Вот. Понимаешь, к чему я веду?
– Ты хочешь повторить?
– Нет-нет, наказать. Отшлёпать.
– Ой, да пожалуйста, будто мне страшно.
– Ну, смотри.
Никита сделал это больновато – будто не рассчитал силу.
– Ай! Ты чего! Кто ж так делает!
– Я наказываю самую плохую девочку на свете – тебе и не должно быть приятно.
– Дурак ты и уши у тебя холодные.
– Ладно, что-то я заигрался. У меня просто опыта не так чтобы много. Давай я поцелую, где болит… милая моя… прекрасная моя девочка…
Инге показалось: ещё немного, и она будет готова сделать для него всё – хоть верёвки из неё вей. Хотя вёл себя он с ней не так, как ночью. Неужели она… влюбилась? А он это и проверял?
– Ну, вот. А теперь я поеду.
– Эй, погоди, ты же подал надежду – и даже не станешь продолжать?
– Я ничего не подавал, солнышко. А ты соскучишься по мне – только слаще будет.
– Ладно… поезжай, если уж решил…
– Спасибо, что теперь ты есть у меня.
– А кто я «теперь есть у тебя»?
– Самая хорошая девочка на свете. Я же уже сказал.
– Ты милый…
– Это ты милая. Ну всё, провожай.
– Подожди. Я хочу, чтоб у нас было несколько правил.
– Никому не говорить о бойцовском клубе?
– Да нет, господи. Вот, давай так. Первое. Любой из нас, ну, конечно же, в праве в любой момент прекратить наш, кхм, постельный контакт и стать просто друзьями. Но, ощутив этот порыв, надо сразу об этом сказать и всё-всё обсудить. Мы же взрослые люди.
– Хорошо. Что там дальше?
– Второе. Мы не держимся друг возле друга просто ради того, чтоб хоть кто-то, да был. Ничего хуже вымученной страсти нет, правда? Когда кто-то погаснет – он признаётся в этом другому. И сразу. Мы вместе подумаем, что с этим делать. Усилить ли что-нибудь, приостановить, выйти ли из контакта ли совсем.