«Ай, будь что будет» – только и подумалось Инге. Миша нежно раздел её и нежно взял. Было неловко. Она не знала, куда деть руки, как себя вести, как отвечать на поцелуи, сдерживать ли вздох от лёгкой боли, изображать ли непонятно откуда должное прийти вселенское счастье… Всё закончилось так же быстро, как и началось.
– Ну, ты извини, что не могу до конца, – будто оправдывался Миша, – что-то я переволновался. Да и ты тоже как бы… ой. Это ты что? – И он заметил пятна на кровати. – Поняяяятно… что ж ты сразу не сказала? Я б не стал… это по любви надо…
– Я же… пьяная… сам говоришь.
– Да ты протрезвела уже сто раз. Испугалась мне отказать, что ли, дурочка? Да я ж не знал… да я б не стал…
– Да не вини себя. Это я сама. Не сказала.
– Ты как?
– В порядке. Правда. В порядке. Ты мне больно не сделал, если ты об этом. Или это алкоголь всё.
– Ты вообще что-нибудь чувствуешь? Тебе может… не знаю… что там обычно делают? Лёд в морозилке есть?
– Ой, успокойся, это же не гематома. Я думаю, как-нибудь само пройдёт. – Инга скрывала, каких сил ей стоило произносить эти слова не дрожащим голосом – членораздельным, бесслёзным.
– Слушай. Вот мой вк, – Миша черкнул ссылку на полях книги, лежащей на тумбочке, взятым рядом карандашом. – Ты меня добавь. Ты мне понравилась, очень-очень, честное слово. Правда-правда. Даже такая. Даже после того, как рвало тебя, понимаешь? Я давно на тебя смотрел, ещё с первых выступлений ваших…
– Ага. Хорошо.
– Ты напиши мне. А я сейчас поеду. Мне правда-правда домой пора. У меня там мама больная. Её переворачивать надо. Но если ты меня пригласишь, я встречусь с тобой ещё раз. Только по-нормальному, как будто всего этого не было, хорошо? По-человечески, с самого начала. Ладно? Кофе выпьем, поговорим.
– Ладно. – Инга поднялась с дивана. – Пойдём, замкну дверь за тобой.
После того, как Миша ушёл, Инга зашла на его страничку. И добавила его в чёрный список. А те поля в книге, где была записана ссылка, отрезала ножницами. А то всё равно – стирай, не стирай, а продавленный текст-то останется. И память о руках, которые его писали. Нет уж. Гордость должна быть.
И, чтоб наверняка не полезть поутру в мусорку за клочком бумаги, Инга закинула его за шкаф.
Но всё это не вспомнилось ей теперь – двадцатисемилетней, уже давно много кем перецелованной. Вспомнились только нежные Сашины руки, помогавшие ей когда-то поправить макияж и утереть рот. Глаза его заботливые. Хороший будет отец. И муж хороший.
– Слушай, выйдем, подышим, а? – сказала она, наклонившись к нему на ухо, чтобы перекричать музыку. И почувствовала запах его духов – «Desigual Dark Fresh», всё тех же, несменных.
– Пошли. – Саша вывел её из толпы, ступая впереди, довёл до гардероба и взял оба пуховика. Оделся сам и одел Ингу.
– Да ты прям джентльмен. Кстати, ты по-прежнему не куришь?
– Нет, и теперь уже точно не закурю. В доме-то с ребёнком. Да ну его.
– Правильно. Здоровее будете оба. Это даже хорошо, что ты не куришь. Таньке не приходится с пепельницей целоваться.
– Да ей, честно говоря, сейчас вообще не приходится целоваться. Токсикоз же, сама понимаешь.
– Могу только догадываться. Слушай… ты мог бы исполнить мою одну очень дерзкую просьбу?
– Мог бы. Хотя – смотря какую.
– Нет уж, сказал «а» – говори и «бэ». Так вот… я тебя давно знаю. Ты мне друг сердешный. Да вот загвоздка есть. Не только другом ты мне был.
– А кем, братом, что ли?
– Да ты не перебивай, шутник. Любила я тебя когда-то. Ты уже занят был, так что вины твоей в том нет – ты точно не подавал надежды. Это я сама.
– Ох, ну и опоздала же ты с признаниями.
– Да ты дослушай! Так вот. Ты мне друг верный и товарищ. И я хочу, чтобы был мне другом и дальше. Только другом. Чтоб совсем – ничего. А запретный плод сладок – знаешь такое?
– Ну?
– Чтобы перестать даже на один процент жаждать чего-то, чего жаждал и что точно не твоё, надо, как говорится, закрыть гештальт. Получить хотя бы его на сотую долю процента – и отляжет.
– Ты это, мать, протрезвей – я женат для адьюльтеров, и по дружбе спать вообще – как-то фу.
– Да я не о том. Можешь меня… ну… поцеловать просто? Не дольше минуты. Просто чтоб я забыла те навязчивые мысли из нашего студенчества, когда представляла, смотря на Таньку, как это – быть той, которую ты целуешь.
– Не уверен, что тебе это нужно.
– Нужно.
– Не уверен, что это так работает.
– Работает.
– А если ты, ну, распробуешь и ещё больше захочешь?
– Не, если ты про секс – я не по нему горела, я на тебя, пардон, не…