– В глубине души я все еще рядовой психотерапевт, – любит говорить Эстер. Но, возможно, годы работы здесь взяли свое. Она перестала верить в то, что у людей могут быть секреты. Все прозрачно, каждый человек – плавающая булавка на карте.
Спускаясь на лифте, Фрейя думает, во сколько мать выйдет с работы, может, в восемь или девять часов вечера, с грустным лицом из-за воспоминаний об останках своей приемной дочери. Сейчас в голове Эстер нет места ничему другому, кроме костей Руби, которые, должно быть, рассыпались в прах, словно лежали в склепе. Мать отложит эту мысль в сторону, просмотрит бумаги об опеке или приготовит ужин, так и не заметив, что кулон под рубашкой стал голубовато-серым от горя.
Замкнутость – то, что выбираешь, когда уже никто не может помочь в поисках. Замкнутость Эстер проявляется в строгой униформе, вырезках из прессы и записях к дантисту. Фрейя все эти годы вела себя по-другому. Время от времени, когда реальность кажется не такой жестокой, она представляет себе, будто тогда у Руби был тайник с деньгами, той же ночью она поехала прямиком в аэропорт, присоединилась к каким-нибудь путешественникам, сбежала, пустилась в путь, как современный фланер, и сейчас гуляет под коваными балконами улиц Европы или среди небоскребов, где ее никто не знает.
Будь это так, можно было бы никого не винить.
Фрейя спускается в фойе, неохотно покидая «Смарти», так и не получив ответы на свои вопросы. Девушку манит сад атриума, разнообразие деревьев вызывает восторг: клены, чилийские араукарии и японские секвойи растут прямо из пола. Несмотря на то что ветра нет, слышится шелест листьев, шум в фойе постепенно стихает. Несколько сотрудников шагают среди деревьев в поисках умиротворения. Мужчина проверяет, смотрит ли на него кто-нибудь, а затем прислоняет лоб к коре сосны и массирует затылок, из горла вырывается сдавленный стон. Фрейя наблюдает, как рабочий поспешно удаляется с отпечатком коры на лбу и следом живицы. В воздухе что-то появляется, кажется, смарт-очки синхронизируются с садом, проецируя вереницу лимонно-желтых бабочек, в ушах раздается пение птиц. Будто на улице весна.
Стоял конец мая, когда Фрейя в последний раз видела сестру, и с тех пор прошло чуть меньше восьми лет; на улице уже почти было лето. Руби сдавала экзамены, но училась она спустя рукава. В то утро на холодильнике висела записка: «Удачи на химии. Завтра, когда я вернусь, будем есть торт». Эстер отправилась на поезде в Уэльс на музыкальный фестиваль, пятидесятилетие подруги, хотя и не хотела оставлять девочек одних во время экзаменов. Руби махнула рукой на свои проблемы, не говоря уже о том, что ей все равно было скучно учиться. Несколько месяцев спустя Фрейя увидела результаты экзаменов: у сестры был самый худший из всех сданных ею тогда предметов.
Перед отъездом мать разрешила Фрейе сходить к Терри на игровую вечеринку, но только с условием вернуться домой засветло, в 9 часов, ведь ее никто не сможет подбросить. Трудно описать словами, как Фрейя волновалась перед предстоящим событием, венцом стараний завести друзей в течение последних двух семестров. Благодаря растущему интересу к играм в виртуальной реальности девушке неожиданно повезло, на нее обратили внимание люди, которые увлекались масками виртуальной реальности, сенсорными узлами и графическими рожками. Но их нельзя было назвать гиками. И это было не просто приглашение в гости, Фрейя волновалась вдвойне, ведь Терри была очень популярна в своей компании, а играть им предстояло в «Метаморфозы в Амазонии», модное неоплатформенное приключение. Фрейя получила привилегию одной из немногих избранных попробовать маску от «Смарти», которую, как говорили, отделяли световые годы от последней модели «Окулус Рифт».
Надев маску, девушка мгновенно утратила чувство реальности: она стояла, хотя точно знала, что на самом деле сидит, а поворачиваясь, видела простирающиеся во все стороны джунгли, толстые стволы, увитые лианами и губчатым мхом. Взмахом головы заставляла обезьянку-аватара прыгнуть в деревья, а вскоре уже не требовалось никаких усилий, чтобы поверить в то, что девушка сжимает ветку, качаясь вместе со своими приятелями‑приматами. Фрейя хватала фрукты, уворачивалась от врагов и, когда переходила на следующий уровень, оказывалась в шкуре другого животного. В пустыне ей предстояло стать пустынным хамелеоном, прорываться сквозь алоэ и суккуленты, так что ноги становились липкими от сока. Детализация захватывала дух: хотелось оставить все позади, провести вечность, исследуя этот волшебный мир.
Игра поглотила Фрейю настолько, что, когда в половине десятого зазвонил телефон, она не обратила на это никакого внимания, равно как в десять и в половину одиннадцатого. Около одиннадцати часов наступило кратковременное спокойствие, когда ребята превратились в цапель и покатались по реке на бегемотах. Фрейя не могла разобрать, что это за странные звуки. В конце концов любопытство пересилило и девушка сняла маску, но слишком быстро, отчего на нее накатила волна тошноты. На другом конце провода была Руби, она рвала и метала – это был один из тех редких случаев, когда ее чаша терпения переполнилась и выплеснулась на младшую сестру.