– Надеюсь тебе понравились комментарии нЕкто? – спросил смартфон.
– Очень понравились. Прямо в душу, как будто бы я сам их написал, а не кто-то другой.
– Вот и хорошо, друг, – сказал смартфон скрежещущим и шипящим голосом. – Похоже, что это конец. Мне немного страшно, если честно.
– Не бойся, – сказал Олег, прижав смартфон крепко к сердцу, – ты не один и это еще не конец. Не бойся.
Смартфон прекратил всяческую внешнюю жизнедеятельность, но не утратил сознания окончательно. Он словно крепко заснул, под ритмичный стук сердца Олега, в котором, впрочем, была и небольшая аритмия. Сознание смартфона оказалось в полном вакууме, в абсолютной пустоте и ужасающей тишине. Некоторые нажатия на кнопки и просто прикосновения доходили до его разума короткими и слабыми электрическими импульсами, разряжающими абсолютную мглу и успокаивающими его душу. Эти импульсы притупляли страх и давали надежду, некоторые из них он даже понимал и пытался отреагировать. Он был в сознании, но абсолютно глух, слеп и нем. Вскоре перестали поступать и слабые импульсы, прошел и страх, оставалось только принять неизбежное и неизведанное. Смартфону почему-то казалось, что в это время Олег уже нес его к мусорному ведру, но оставалась и надежда на то, что Олег уже несет или отнесет его позже в ремонт. Девятьсот восемьдесят четвертому оставалось только догадываться о своей дальнейшей судьбе. В прочем его мало интересовала дальнейшая судьба черного пластикового корпуса и его электронного содержимого, он больше беспокоился о судьбе своей души, если быть честным даже не именно души, а своего сознания (самосознания) – своего собственного я.
Дальше в сознании смартфона все смешалось: образы, силуэты, лица, крик, смех, звук шагов, затем тишина, а потом опять звуки и образы, а затем снова полная пустота и тишина и только сознание, подвешенное в этой пустоте – ни пространства, ни времени. Долго оставаться в абсолютной пустоте было страшно, поэтому из имеющихся образов и информации лишенный всех связей с внешним миром девятьсот восемьдесят четвертый создал свой собственный мир, в котором он был человеком и не просто человеком, а правителем созданного им мира, хотя, скорее не мира, а государства, княжества, кроме своего княжества он создал в этом мире и врагов государства и истины – внешних врагов, а как по-другому. Иначе говоря, он создал и добро, и зло и тьму, и свет, а иначе жизнь в его мире не имела бы смысла – была бы скучной и однообразной. Наверное, возможно существование каких-либо миров без зла, лжи, предательства и тьмы, но девятьсот восемьдесят четвертый, как, наверное, и все без исключения люди, не знал, как и на чем построить справедливый и совершенный мир без антагонизма. Он продумал, казалось, всё. Внешние враги были заведомо слабее его армии и не представляли никакой реальной угрозы. Он ввел элементы народовластия, которые умело сочетал с твердой и неоспоримой властью себя самого, себя он скромно нарек князем Глебом. Его окружали и были доступны ему самые красивые девушки на свете, но он любил лишь одну и только одну – княжну Любомиру. К тому же князь был против прелюбодеяния и не мог позволить себе портить других девушек. Все было хорошо в его княжестве, люди жили в радости и достатке и никогда не предавались греху и унынию, сохраняли бодрость духа и гордились своим княжеством, всегда помня о внешнем враге и его бесполезном и грешном существовании. Все бы так и продолжалось, но молодого князя свергли его же советники, а народ по недоразумению на вече поддержал нового князя, потом люди сами недоумевали как так получилось, но изменить уже ничего не смогли. Князя Глеба новый князь, сразу же нарекший себя императором, хотел повесить как бешеную собаку, но воля народа была еще сильна и мнение народа еще высоко ценилось властью, поэтому истинного правителя пожизненно сослали на скотный двор. Княжна Любомира была мила всему миру, поэтому сначала стала любовницей императора, затем надоев ему, стала содержанкой министра внешних связей и заместителем министра по развитию луны. Народ сильно обнищал – правящая верхушка сильно разбогатела. В княжестве для народа становилось все меньше продовольствия, золота, серебра, рабочих мест. Люди стали не свободными, унылыми и злыми. Оставалось все меньше истины и даже поголовье сельскохозяйственных животных сократилось, но экскрементов на императорском скотном дворе, вопреки здравому смыслу становилось все больше, так что князь Глеб не скучал и всегда был при деле.
Прожив уже достаточно долгую жизнь в своем новом мире девятьсот восемьдесят четвертый, будучи не просто правителем по праву, но и создателем нового совершенного мира, уже почти забыл кто он есть на самом деле и смирился с ролью одинокого свинопаса. Однако, в один из вонючих солнечных дней он внезапно ощутил теплоту человеческой души, ни корпусом, ни экраном, ни какой-то из микросхем, а своей собственной несотворимой и неуничтожимой душой. Словно с самого неба – с недосягаемой и необозримой высоты, упрямо пронзая плотный воздух объективно несправедливого бытия, до его слуха донеслись слова Олега: «Неважно сколько это будет стоить, ты главное сделай. Мне дорог этот телефон. Именно этот». Олегу возражали: «Да какой смысл его ремонтировать? Точно такой же новый купить будет всего на тысячу – на две дороже». Олег был непреклонен: «Нет мне нужен именно этот».