– «Да, но, чтобы держать их в курсе, нужно все знать самому».
– К этому времени, по идее, проходит минута двадцать секунд от начала скетча. Будь внимательней, не теряй ритма. Легкая улыбка номер шестьдесят три. Она тебе особенно хорошо удается, на щеке появляется ямочка. Ты садишься. Набери в грудь воздуха – реплика длинная. И не глотай слоги, ты плохо выговариваешь «статистика» и «непорядочность».
Лукреция думает, что репетиция напоминает ралли, где второй пилот предупреждает о виражах и препятствиях и о том, где прибавить скорости.
Она хочет подойти ближе, но чья-то рука удерживает ее.
– Не отвлекайте их!
Это Франк Тампести, пожарный-курильщик.
– Собьете настрой, и Феликс сдуется, как дырявая покрышка. Вы даже не представляете, какая напряженная работа предшествует юмористическому представлению. Все рассчитано до секунды.
Лукреция слышит, как зал кричит все громче:
– Фе-ликс! Фе-ликс!
Голос из громкоговорителя:
– Двадцать минут опоздания! Ребята, если так дальше пойдет, они тут все разнесут! Пора выходить!
Феликс Шаттам снова впадает в панику, и снова ассистент обнимает его за плечи, призывая к спокойствию. К ним подходит человек в темном костюме.
– А это кто? – шепчет Лукреция.
– Боб, его секундант.
– Секундант? Какой секундант?
– Технический специалист по юмору, который редактирует окончательную постановку миниатюры, выбрасывает ненужное, докручивает гайки, отлаживает эффекты, подчеркивает оттенки интонации и следит даже за выражением глаз комика. Смешить – дело тонкое. А как известно, где тонко, там и рвется.
Артисты так погружены в работу, что не замечают присутствия Лукреции. Неожиданно Феликс Шаттам вскрикивает:
– Черт! У меня пропал голос! Боб, опять! Я не могу говорить! Я пропал! Врача!
Громкоговоритель верещит:
– Больше ждать нельзя! Двадцать пять минут опоздания!
Публика неистовствует и топает ногами:
– Фе-ликс! Фе-ликс!
Артист взмок от отчаяния.
– Это невозможно! Катастрофа! У меня пропал голос! Я не могу выступать, верните им деньги!
– Принесите ему меда! – кричит секундант.
Пожарный Тампести убегает и возвращается с большой желтой банкой. Феликс съедает одну, две, десять ложек меда. Он пытается что-то сказать, но лишь хрипит, как осипший соловей.
Он опустошает банку, пытается прочистить горло, но это заканчивается приступом кашля.
– Надо возвращать деньги! – твердит он, побагровев от волнения.
– Ладно, пора применять сильнодействующие средства. Я вызываю врача! – говорит Боб.
Лукреция в растерянности наблюдает за ними.
– Возвращайте деньги! Все отменяем! Я не могу говорить, у меня пропал голос! – повторяет Феликс.
– Сейчас придет врач, – подбадривает его Боб.
Пожарный шепчет Лукреции:
– Не волнуйтесь. Каждый вечер одно и то же. У него от страха парализует голосовые связки.
– Они действительно все отменят и вернут деньги?
– Да нет, конечно. Это все психология. Переклинило его. Комики – самый легковозбудимый народ в мире. Нервы вечно на пределе, нескончаемые жалобы и боли во всем теле. Но хотя все это происходит только в его воображении, снять стресс без врача не получается.
– Где этот чертов врач? – рычит Боб.
Наконец появляется старичок с огромной сумкой.
– Как вчера, доктор. Как вчера.
Врач явно смущен.
– Вы знаете, что этого нельзя делать. Ежедневное применение кортизона опасно – возникает привыкание. Это не игрушки!
Зал вопит:
– Фе-ликс! Фе-ликс!
– У нас нет выхода, доктор. Приступайте!
Врач достает шприц, наполняет его лекарством и втыкает иглу в горло Феликса, туда, где находятся голосовые связки. Вытирает ватным тампоном красную капельку.
– А-э-и-о-у. Шла Саша по шоссе и сосала сушку. Ба-бе-би-бо-бу, бык тупогуб, тупогубенький бычок, у быка бела губа была тупа.
Зал продолжает неистовствовать. Громкоговоритель оживает:
– Утихомирьте зрителей! Начинаем!
Молодая журналистка остается за кулисами и смотрит выступление.
Сцена освещена, пурпурный бархатный занавес разъезжается под аплодисменты публики. Феликс Шаттам, ставший после смерти Дария Возняка самым популярным юмористом Франции, начинает первый скетч.
– Ну, друзья, долго же вы собираетесь! Сколько вас можно ждать? – произносит он голосом президента республики.
Зал смеется.
– У меня для вас две новости, хорошая и плохая. Хорошая: выступление началось. Плохая: вам придется терпеть меня целых полтора часа. Но это все-таки не пятилетний срок.
Зал взрывается хохотом.