– Я пока больше ничего не сочинил.
– Назначаю тебя официальным комическим писцом. Отныне ты будешь смешить меня приключениями колдуна Мерире. Я хочу, чтобы он отомстил, ясно?
Фараон Джосер снова стал рассматривать рисунки и добавил:
– Отличная идея – нарисовать вымышленным персонажам головы животных.
Так Имхотеп изобрел не только комиксы и юмористические журналы, но и басни, в которых вместо людей действуют животные. Некоторые картуши с текстами Имхотепа впоследствии появились на вазах и барельефах.
Люди не всегда помнили истории, сочиненные Имхотепом, но лев в одежде фараона, лис, наряженный пастухом и ведущий к озеру стадо уток, обезьяны, играющие на арфе для мышей, надевших женское платье и принимающих подарки от солдат с головами шакалов, казались им забавными.
Великая Книга Истории Смеха.
Источник G.L.H.
40
Выражение лица хмурое и неодобрительное.
– Я не верю ни одному вашему слову.
Лукреция едва заметно отстраняется, словно боясь, что начальница забрызгает ее слюной.
– Но кое-какие улики все-таки есть.
– Улики? Вы издеваетесь? Три дня вы занимаетесь этим делом, и что вы называете уликами?
Лукреция остается невозмутимой. Кристиана Тенардье закуривает толстую сигару и несколько раз шумно затягивается.
– Допустим, я соглашусь с гипотезой – абсолютно, кстати, невероятной, – что было совершено убийство. И как же, по-вашему, его совершили?
Лукреция не дает сбить себя с толку.
– Очень хитроумным способом. При помощи неизвестного оружия. Убийца был чрезвычайно предусмотрителен и изворотлив, его мотивы пока не ясны.
– Вы используете журналистские увертки, которые мы приберегаем для простофиль. Я хочу сказать, для провинциальных читателей…
Твердо стоять на своем. Не отступать.
– Я принесла вам улики.
Тенардье рассматривает разложенные на мраморном столе предметы: синюю шкатулку с буквами «B.Q.T.» и надписью «Не читать!», кусок почерневшей фотобумаги, размытый снимок, на котором с трудом можно различить грустного клоуна с большим красным носом. Она перебирает фотографии Стефана Крауца, Себастьяна Доллена, Феликса Шаттама.
– Это не улики. Дарий был один в запертой гримерке. На теле нет следов насилия, на двери нет следов взлома, и только вы подозреваете, что это преступление.
– Если несколько человек совершают одну и ту же ошибку, это еще не значит, что они правы, – цедит Лукреция.
Сейчас это изречение Исидора как нельзя более кстати.
– Я отлично слышу, что вы там бормочете. Если вы одна говорите глупости, это еще не значит, что вы правы, – отвечает ей Тенардье.
Лукреция и Тенардье испепеляют друг друга взглядом. Тенардье выпускает несколько больших клубов дыма.
– Кем вы себя возомнили, мадемуазель Немрод? Думаете, вам все позволено потому, что у вас высокая грудь, круглая задница и манеры продавщицы из супермаркета?
Лукреция сохраняет спокойствие. Ей нужно согласие Тенардье.
– Дайте мне время. Это очень непростое дело.
– И сколько времени вам нужно?
– Неделю.
Тенардье чиркает спичкой о подошву и прикуривает погасшую сигару.
– Пять дней. Не больше.
Отлично. Мне хватит и трех.
– Не забывайте, ваше положение в редакции весьма шатко. Безработных журналистов полно, на ваше место много охотников. И это серьезные, заинтересованные люди, которые знают, что значит профессионально вести расследование.
Лукреция борется с желанием схватить несколько сигар и затолкать их Тенардье в глотку.
Она кивает.
– Конечно, я понимаю.
– Дайте мне эксклюзивный материал! Удивите меня! Все очень просто – либо вы доводите расследование до победного конца, либо я вас увольняю. Без вариантов. Понятно?
Лукреция сжимает кулаки и перебирает различные способы более или менее болезненно оборвать жизнь начальницы.
– Да, кстати… Вы, кажется, были в «Театре Дария»? Скажите – кто победил? Китаянка?
Ее нельзя недооценивать. Она многое слышит, многое знает. Она в курсе всего, что происходит. Может быть, она не умеет писать, зато умеет добывать информацию.
– Да, китаянка.
– Остроумная? Значит, некрасивая!
– Почему?
– У меня есть теория. Я считаю, что человек обладает только нужными ему свойствами. А ненужные исчезают. Поэтому чувство юмора бывает лишь у очень некрасивых девушек. Оно им жизненно необходимо.
Тенардье начинает хохотать. Лукреция думает о том, что смех другого человека иногда может вызвать чувство неловкости.
– Нет, эта китаянка была и остроумная, и красивая, – отвечает она. – Очень красивая.