– Можно пригласить вас на рюмочку? Вам надо выплеснуть эмоции.
Он склонен отказаться, но у него не выходит.
Они идут дальше вместе.
– Я проголодалась, – сообщает она.
Она находят индийский ресторан, один из немногих, еще открытых в этот поздний час. Он падает на стул, она заказывает бутылку вина.
13,7 градуса? Хватит, чтобы развязать ему язык.
Он торопливо осушает первый бокал.
– Мне не нужна ничья помощь, – бормочет Себастьян Долин. – Тем более от журналиста. Ик! Они никогда мне не помогали. Они всегда игнорировали или презирали мою работу. Где они были, когда могли меня спасти? А теперь пусть идут к черту. Поезд ушел.
– Скажите, мсье Себ, сколько дней вы не ели?
Торчащие скулы и общая худоба – свидетельства вынужденного поста. Она заказывает цыплят тандури и лепешки с сыром.
– Я не голоден.
Она подливает ему бордо.
– Что вам от меня надо?
– Я работаю над репортажем о смерти Дариуса.
– Не собираюсь его обсуждать. Лучше поговорим обо мне. Меня интересует одно: я сам.
– Вы не могли оставить незамеченной его смерть.
– Заметил, заметил!
Он пьяно хохочет.
– Я очень рад, что этот пузырь лопнул, что его пожирают черви, что он гниет в земле! Я как раз собирался помочиться на его могилу. Довольны?
Переходя от слов к делу, он поднимается, чтобы выпустить в туалете часть поглощенной за вечер жидкости. Вернувшись, он безнадежно возится с ширинкой.
– Вы были знакомы? – спрашивает Лукреция.
– Были. Он посетил мое первое представление. Я усадил его в первом ряду, заставил зал аплодировать ему: «Сегодня у нас праздник, в зале присутствует лучший среди нас, Циклоп, Дариус Великий собственной персоной!» Он встал, и все зрители, мои зрители, не щадили ладоней в его честь. Тогда я собирал по 150–200 человек. После представления он пришел ко мне и сказал – я запомнил слово в слово: «Три твои скетча мне очень приглянулись, я буду их исполнять». Я решил, что ослышался. «Хотите их у меня приобрести?» – спрашиваю. А он и говорит: «Нет, идеи принадлежат всем, я их беру, и дело с концом». Я ему: «Это же я написал скетчи, я – их отец». Он взял меня за плечо. «Идеи принадлежат не тем, кто их создал, а тем, у кого есть средства их распространять. Если бы твои скетчи были живыми существами и должны были выбрать себе отца, они, бесспорно, остановили бы выбор на мне, знаменитом комике, а не на тебе, Себ, мелком и неизвестном. Не будь эгоистом, отнесись к своим скетчам как к выпущенным на свободу детям, которым хочется поменять семью, чтобы полностью развиться».
Кажется, Себастьян Долин снова переживает эту сцену наяву.
Официант в тюрбане и в туфлях с загнутыми носами приносит ему цыплят тандури, и он жадно набрасывается на еду.
– Хорошо помню его следующие слова: «Считай меня щедрым приемным отцом. Я дам твоим детям образование, засыплю их подарками, покажу им мир». «А я, их биологический отец, не позволю их похитить» – был мой ответ. Тогда он заговорил совсем другим, угрожающим тоном: «Кажется, ты не отдаешь себе отчета, с кем разговариваешь. Что ж, дело твое, Себ. Я бы предпочел договориться полюбовно, но раз ты не хочешь устроить все по справедливости, я попросту заберу то, что мне требуется, а если тебе это не понравится, если ты вздумаешь встать у меня на пути, я тебе ребра переломаю, ты пожалеешь, что появился на свет».
– Мы точно говорим о Дариусе Возняке? – не верит своим ушам Лукреция.
– А вы решили, что я все это выдумал? О нем самом, о Циклопе! О человеке с сияющим сердечком в глазу. Об идоле толпы.
Она молча смотрит на него.
– Как ни трудно мне вам поверить, продолжайте. Что было потом? – Лукреция Немрод прилежно записывает, показывая ему, что сохранит сказанное им.
– Дариус не соврал: он стал исполнять мои скетчи, не меняя в них ни словечка. Правда, зрителей у него набиралось тысячи, не то, что у меня. Этот негодяй все продумал: он включил на моем спектакле диктофон своего мобильного. Три моих лучших скетча! Это как если бы у меня была галерея и он украл оттуда и перепродал три лучших картины. Форменный грабеж!
Себ в сердцах швыряет на пол вилку, тут же поднимает ее под укоризненными взглядами других посетителей и вытирает салфеткой.
Чтобы разрядить обстановку, Лукреция достает подарок Стефана Крауза, брелок со смехом. Механический хохот позволяет всем перевести дух.
Себастьян Долин рассказывает дальше.
– Представляете, полные залы аплодировали моим шуткам, моим диалогам, моим персонажам. Он своровал у меня даже мимику, даже позы и повороты головы.