Начинает звучать «Адажио для струнного оркестра» Сэмюэла Барбера, исполнявшегося на похоронах Джона Кеннеди. Контраст с музыкой из «Рокки», которой открылось представление, потрясает.
Музыка смолкает, весь зал встает и аплодирует огромной фотографии Дариуса.
Россказни Себастьяна Долина – клевета. Не мог такой человек красть чужие идеи. Это был творец, созидатель, без него не было бы этого театра. Благодаря ему эти молодые таланты могут демонстрировать свои возможности и набирать высоту. А Себ всего-навсего завистливый артист-неудачник.
На выходе Лукреция Немрод настигает победительницу, Ин Ми.
– Я – журналистка «Геттёр Модерн», – представляется она. – Как вы объясняете свой сегодняшний триумф?
– Я одержала победу, потому что в меня вселился дух Дариуса, – заученно произносит Ин Ми. – Все состязание я спрашивала себя, как действовал бы Дариус.
Лукреция понимает, что у девушки уже выработан стиль общения с прессой: она сообразила, что, чтобы быть понятой, надо твердить одно и то же.
– Вы входили в число его учеников? Каким он был наставником?
– Внимательным и великодушным. Он стремился помогать. Исправлял наши ошибки, неизбежные для начинающих. Всегда подбадривал, никогда не упрекал и не осуждал. Например, нам запрещалось насмехаться над работой коллег. За одно это мы должны быть ему признательны. Такого прекрасного человека не будет еще долго.
– А что вы думаете о юмористах нового поколения?
– У меня впечатление, что они разучились стараться, трудиться. Люди воображают, что получат все в готовом виде. Свою сегодняшнюю победу я выковала неустанными двухлетними усилиями.
Ин Ми считает необходимым завершить беседу шуткой:
– Знаете, даже форма египетских пирамид свидетельствует, что еще в далекой древности рабочие норовили работать как можно меньше.
– Ваша шутка?
– Нет, Дариуса. Так он нам говорил, когда мы слишком ленились.
39
2630 г. до н. э.
Египет. Мемфис.
– Как, говоришь, его зовут?
– Имхотеп, ваше величество. Он хороший писец родом из Гебелейна, деревушки в южном предместье Фив. Не знаю, что на него нашло, – продолжил первый министр. – Не иначе, с ума сошел. Не тревожься, о великий, он получит по заслугам.
Фараон Джосер, основатель III династии, почесал смазанную жиром цилиндрическую бородку. На разложенных перед ним папирусах было изображено нечто очень странное.
До сих пор монарх читал только донесения о битвах, списки сокровищ, карты неведомых краев. Теперь же его вниманию предлагалось невиданное: история выдуманного фараона, названного сочинителем Сисебеком.
– Повелеваю: читай!
Робкий министр, преодолев смущение, стал громко читать по папирусным свиткам:
– «У этого фараона была привычка есть перед сном. Но однажды вечером, сев за стол, он обнаружил, что все блюда несъедобны. У мяса был вкус глины, у всех напитков – вкус воды. Он лег спать, и все его тело покрылось потом.
Сисебек позвал своих лекарей. Те сообщили, что он болен той же болезнью, от которой умер его отец. По их словам, средства от нее не было. Фараон Сисебек заподозрил их в желании отомстить ему за введение нескольких законов против лекарей. Он бросил обвинение, лекари оправдывались, фараон угрожал, уверенный, что они могут его вылечить, но зловредно отказываются. Под нажимом лекари сознались, что выход есть: надо позвать колдуна Мерите. Вспыльчивый фараон разгневался и обвинил своих лекарей в том, что они не додумались раньше сообщить ему о существовании колдуна с исключительными способностями».
Министр умолк и опасливо посмотрел на своего фараона.
– Должен ли я приказать схватить глупого писца, сочинившего эту оскорбительную историю?
Фараон Джосер ответил коротко:
– Читай дальше!
Ревностный министр простерся ниц и, упершись лбом в пол, возопил:
– Это конец. Все это неправда. Вспыльчивый фараон, неумелые лекари, колдун, врачующий любую хворь… Никакой логики. А уж картинки…
Фараон Джосер не спускал глаз с текста, но при последних словах своего министра обратил внимание на рисунки и понял, в чем состоит затруднение первого министра. Фараон Сисебек был изображен с львиной головой, лекари – с шакальими головами, слугами были мелкие бабуины, первый министр – крысой. При этом всех можно было опознать по одеяниям и по символам должностей.
– Животные, выряженные в людей, – это оскорбительно и для тебя, владыка, и для нас.